Петербургский договор 1723 года, усиливший позиции России в Прикаспийских областях, вызвал острое недовольство в Стамбуле. В ответ на это Порта решила действовать в двух направлениях: во-первых, собственными силами, предназначенными для установления власти султана в Грузии и Ширване, и, во-вторых, через Дауд-бека, рассматривавшегося в качестве главного орудия осуществления османской политики в Прикаспии. Как следствие этих амбициозных планов осенью 1723 года военные действия османов в Закавказье возобновились с новой силой. В октябре 1723 года многочисленная турецкая армия выступила из Тифлиса к Гяндже, чтобы соединиться с Дауд-беком, но была разбита объединенными силами армян, грузин и дагестанских горцев. Отступавшие турецкие части подверглись нападению кахетинского царя Константина, вынудившего захватчиков отступить в Картлию. За понесенные поражения сераскер Закавказья Ибрагим-паша был отстранен от должности. Именно после этих событий и был заключен константинопольский мирный договор.
Прибывшие тогда же в Стамбул иранские послы Бахадур и Муртуза Гули-бей с просьбой о помощи от шаха Тахмаспа, также недовольного Петербургским договором, услышали в ответ, что Дербент и Баку находятся в руках русского царя, Исфахан – в руках Мир Махмуда, вследствие чего султан Ахмед направил трех сераскеров, чтобы занять земли, пограничные с Тебризом и Ереваном, пока они не попали в руки его врагов. Вместо ожидаемой помощи султанские министры посоветовали послам предложить Тахмаспу добровольно уступить эти земли Турции, обещая взамен признать его власть над остальными территориями Ирана.
Сама же Порта, несмотря на поражение турецких войск под Гянджой, продолжала политику утверждения на Кавказе, объявив в Шемахе в конце октября «публично султанский указ и диплом, в какой силе шейх Дауду провинция Ширван под владение от султана назначена». Однако эта акция не имела успеха: местные владетели не только не признали верховной власти Дауд-бека над Дагестаном, чего от них требовал султанский фирман, а стали оспаривать у него прерогативы на шемахинский трон. С этой целью они съехались в урочище Худат, где решили поделить между собой закрепленные за Даудом земли так, чтобы «быть Шемахе и Баке городу за Шамхалом, да Мюскер, Шабран за Даудом, да Кубе и Калхан за Усмеем, а городу Дербент за Майсумом». Но реализовать намеченный план они не смогли, так как в Шемаху из Грузии прибыл сераскер Сары Мустафа-паша «с тысячу человек конницы, дабы все оные владельцы у Порты в послушании удержать».
Почувствовав слабость позиций Дауд-бека, Порта старалась склонить на свою сторону Сурхая, который год назад добивался подданства у России. В декабре 1722 года Сурхай обратился с просьбой к шамхалу Адиль-Гирею примирить его с Россией, выражая готовность вступить в российское подданство. Однако это и последовавшее за этим в июле 1723 года новое обращение Сурхая остались без ответа. Этим не замедлили воспользоваться Даудбек и находившиеся при нем представители Порты. Разжигая недовольство Сурхая Россией, запугивая пророссийски настроенных владетелей применением санкций против них, они пытались восстановить пошатнувшееся положение Дауд-бека.
Однако эта попытка потерпела провал, как и намерение сколотить антироссийский блок из местных феодалов под эгидой крымского хана Бахти-Гирея. Дагестанские владетели продолжали враждовать с Дауд-беком, выехавшим навстречу двигавшимся из Тбилиси турецким войскам. В Шемахе в это время управляли двое: брат Дауд бека Мамат-хан и дядя Сурхая Карат-бек, обладавший фактически реальной властью.
Действия Англии и Франции
Создавшееся положение обостряло ситуацию в регионе, давало повод западным державам, особенно Англии и Франции, наращивать свой антироссийский курс, чем они занялись с небывалой активностью после подписания русско-иранского Петербургского договора 1723 года. По этой причине русско-турецкие переговоры по вопросам сфер влияния и разграничения на Кавказе продвигались с трудом. Не желая втягиваться в войну с Турцией, Россия искала мирного исхода, твердо отстаивая свои позиции.
23 декабря 1723 года Неплюев предложил прекратить военные действия в тех пределах, какими владели обе стороны. Русские войска к этому времени находились в Приморском Дагестане, Баку и Реште. По Петербургскому договору Россия получила Гилян и еще не занятые русскими войсками Мазендаран и Астрабад. Турция владела западной Арменией и частью Грузии, но отказывалась воздержаться от захвата Еревана, Гянджи и Тебриза, хотя и соглашалась послать указы к командующим войсками в Закавказье не предпринимать враждебных действий по отношению к подданным России.
Но вскоре турецкие министры изменили свое мнение. После консультаций с английским послом А. Стеньяном и австрийским послом Т.Тальманом они заявили, что султанское правительство не намерено вести переговоры за исключением тех мест, где находятся русские гарнизоны, а что касается остальных персидских провинций, то оно будет отстаивать их силой.
Турецкие власти, подстрекаемые Англией, Францией и Австрией, стали готовиться к войне с Россией. Неплюеву удалось достать через переводчика Порты Чику текст секретной ноты английского правительства Порте, в которой утверждалось, что Петр I собирает огромное войско, чтобы распространить свое влияние до Черного моря. «Порта должна беречься России, – подчеркивалось в ноте, – бороться с которой легко, ибо русский государь не в дружбе ни с одним из европейских государей». Такую же позицию в отношении России занимал французский посол в Петербурге де Кампредон, который доносил в Париж, что здесь хотят «напугать турецкого посланника… выиграть время… и показать, что не только не намерены подчиняться требованиям Порты, но и сознают себя в силах предписывать ей законы».
Однако решительная позиция Петра I и последовательная защита Неплюевым российских интересов в Прикаспии успешно отражали наскоки османских министров и их западных покровителей. Под влиянием последних они стали угрожать России войной, но дело до войны не дошло. В Париже решили умерить тон и при посредничестве французского посла в Стамбуле де Бонака Неплюеву удалось разрядить обстановку. При новой встрече в январе 1724 года великий визир Ибрагим-паша Невшехерли выразил готовность признать за Россией территорию от побережья Каспия до места слияния Аракса и Куры. С новыми турецкими предложениями в Петербург был направлен специальный курьер, который привез положительный ответ в начале мая.
Но за это время английский посол Стеньян и занявший проанглийскую позицию французский посол де Бонак успели восстановить Порту против намечавшегося соглашения с Россией. Английский посол запугивал великого визира тем, что «русский государь хочет овладеть не только персидскою, но и всею восточною торговлею, вследствие чего товары, шедшие прежде в Европу через турецкие владения, пойдут через Россию, и тогда англичане и другие европейцы выедут из Турции к великому ущербу короны султановой. Поэтому Порта, – внушал Стеньян великому визиру, – оружием должна остановить успехи русских на Востоке; и если Порта объявит войну России, то получит денежное вспоможение не только от короля, но и от всего народа английского».
Постепенно на антироссийские позиции по указанию из Парижа перешел и де Бонак, участвовавший в переговорах в качестве «медиатора», выдавая себя за «друга» России. Неслучайно в одном из своих донесений Петру I, касаясь «дружеского» посредничества де Бонака, Неплюев особо подчеркивал, что тот требует от него донести «дабы ваше величество соизволили войскам своим повелеть от границ турецких ретироваться, якобы татары от того имеют подозрение и Порте внушают». В другом письме в коллегию иностранных дел он прямо заявил: «…от французского посла помочи ни в чем не имею… и приговаривал с великим притягчением, дабы я по турецкому желанию к трактату склонился».
В результате объединенного напора английского и французского послов на Стамбул и Петербург русско-турецкие отношения резко обострились, Порта усилила подготовку к войне. По рекомендации западных послов султан Ахмед укрепил Эрзерум, привел свои войска в мобилизационную готовность и начал переговоры с Хивинским ханством о союзе на случай войны с Россией.
Под влиянием английской и французской дипломатии Порта продолжала упорствовать, отказываясь от своих недавних предложений. По мнению Неплюева, цель Порты заключалась в том, чтобы получить Прикаспийские области, «отлуча шаха Тахмасиба от Его Императорского величества союза, а потом бы Мир Вейса в протекцию принять, яко как и шейх Дауда, таким образом Персией без труда овладеть, может быть, потом и Его Величества владения тамо лишить». Следуя указаниям Петра I, Неплюев твердо заявил турецким министрам, что, если они «возымеют претензию заставить царя отказаться от завоеванных в Персии земель, то это будет лучшим средством побудить его продолжать свои завоевания». Если же Порта проявит добрую волю к соглашению, то дружественные отношения между державами значительно укрепятся. В Петербурге также предупредили английского резидента, что «царь не потерпит более, чтобы какая бы то ни была держава предписывала ему законы, как Англия это делала прежде и пытается делать снова».
Константинопольский мирный договор
Видя непреклонную позицию правительства Петра I, Ибрагим-паша при очередной встрече с Неплюевым выразил готовность признать за Россией западное и южное побережье Каспия до места слияния рек Аракса и Куры. С новыми предложениями Порты в Петербург был направлен специальный курьер, который привез положительный ответ в начале мая. Таким образом, несмотря на негативную реакцию Порты и противодействие западных держав, переговоры завершились мирным исходом. 12 (23) июня 1724 года в Стамбуле был подписан так называемый Константинопольский мирный договор об определении сфер влияния между Россией, Турцией и Ираном на обширном пространстве от Дербента до Астрабада, Гиляна и Ирана. Договор состоял из преамбулы и 6 пунктов, анализ которых приводит к следующим выводам:
- за Россией признавались те области, которые она получила от Ирана по Петербургскому договору 1723 года, т.е. западное и южное побережье Каспия от Дербента и Баку до Астрабада и Гиляна. Кроме феодальных влияний, находившихся в ее подданстве, она обретала 2/3 приморской полосы Ширвана и часть земель в верховьях Самура, находящихся под протекцией Сурхая;
- на территории Ширвана с охватом 1/3 части в сторону моря от Шемахи учреждалось особое Шемахинское ханство под управлением Дауд-бека с признанием верховной власти турецкого султана. Статус этого ханства определялся следующим образом: «Шемаха не будет укреплена и в ней не будет турецкого гарнизона, исключая тот случай, когда владелец тамошний воспротивится власти султана или между жителями произойдет смута; и тогда турецкие войска не прежде перейдут реку Кур, как уведомив о своем движении русских комендантов и по утешении смуты ни один человек из турецкого войска не должен оставаться в Шемахе»;
- непосредственно под власть Турции, как подлежащие прямому управлению Портой, отходили Восточная Грузия, Восточная Армения и большинство территорий Азербайджана (Ордубад, Тебриз, Гянджа, Меренд, Марага, Урмие, Чорос, Салмас, Карабах, Нахичевань, Барда, Хамадан, Гумм и Керманшах). В Дагестане под ее властью оказались Ахты, Рутул, Цахур и часть кюринских джамаатов, находившихся под покровительством Сурхая;
- территория между новыми границами России и Османской империи оставалась под властью Ирана: она должна была играть роль буфера между двумя империями;
- от имени верховных правителей Турции и России договаривающиеся стороны извещали шаха Тахмаспа, что если он добровольно уступит им вышеназванные территории, то они помогут ему изгнать афганцев и утвердиться у власти в Иране; но если же Тахмасп откажется это сделать, то совместными силами свергнут его с престола и возведут на трон свою креатуру.
Но приведенные данные обозначали лишь общие контуры сфер влияния и приобретений трех государств, которые надлежало обозначить конкретными разграничительными линиями, чтобы наглядно выделить границы их владений, для чего предусматривалась следующая схема:
- «первый знак ставился между Шемахой и побережьем Каспийского моря на расстоянии 1/3 пути по прямой линии от Шемахи к морю;
- второй знак ставился в 22 часа средней верховой езды от Дербента «внутрь земли». Он ставился с таким расчетом, чтобы между ним и первым знаком по прямой линии было расстояние в 22 часа верховой езды;
- третий знак ставился у слияния рек Куры и Аракса. Этот знак соединялся с первым прямой линией. Земли, лежавшие от перечисленных знаков и линий в сторону Каспийского моря, отходили к владениям Российской империи. Земли, обращенные от упомянутых знаков «внутрь земли», отходили к владениям Турции.
У слияния Куры и Аракса сходились границы владений трех государств: России, Турции и Ирана. От этого места к югу границ между российскими и турецкими владениями не было, так как земли, отходившие по побережью Каспия к России, прикрывались владениями Ирана.
Границы между Турцией и Ираном обозначались следующим образом:
- «первый знак – у слияния рек Куры и Аракса;
- второй знак – в расстоянии одного часа средней верховой езды от Ардебиля в сторону Тебриза (первый и второй знаки соединялись прямой линией);
- третий знак стоял у Керманшаха. Он соединялся прямой линией со вторым знаком».
Анализ статей этого документа показывает, что Константинопольский договор явился определенным успехом российской дипломатии. Как отмечал Неплюев в письме Петру I, за Россией «подтвердили все то, как вашему величеству от шаха Тахмаспа уступлено. А в Ширване от Баку до единения рек Аракса и Куры, а против Шемахи от моря две трети земли, а против Дербента двадцать-тридцать часов. А Дагистаны все достались вашему величеству и ничего о тех народах в трактате не упоминано». Это означало, что хотя Россия и согласилась на захват Турцией большей части Закавказья, но добилась признания за собой Прикаспийских областей. Тем самым она дипломатическим путем временно обезопасила юго-восточные границы от возможной османской экспансии и закрепила выход на Каспийский морской путь, что имело для России немаловажное значение.
Однако Константинопольский договор оценивают и негативно. Например, румынский историк Н. Йорга считает, что, благодаря этому договору, «турки получили те области, к которым стремились в течение двух столетий». Если судить по приобретенным османами территориям, то автор недалек от истины. Константинопольский договор с обеих сторон носил несправедливый, захватнический характер. Именно поэтому такой договор не мог быть прочным и надежным, а определенные им границы четкими и стабильными. Неслучайно такой знаток истории Турции, как австрийский посол в Стамбуле Йозеф Хаммер, пришел к выводу:
Эта граница, которая разделяла пополам все эти области и не являлась естественной границей по горам или по рекам, была такой же ненадежной, как и весь этот договор о разделении Персидского государства между Россией и Турцией.
Действительно, отдельные статьи, которые входили в Константинопольский договор, составленные под влиянием западных держав, звучали двусмысленно, оставляя место для их разночтения в пользу каждой из договаривающихся сторон, в ущерб интересам народов Кавказа и Прикаспия, разделяемых по воле правителей Турции и России. Такая коллизия не могла пройти бесследно и проявилась тотчас же, как только началось разграничение в этой зоне. Таким образом Константинопольский договор заложил “мину замедленного действия”.