В русских источниках XIV–XV в. нередко читаются рассказы о смерти того или иного персонажа в «старости глубокой» и в тесно связанной с ней «немощи». Принимая во внимание очевидный факт отличия современных демографических реалий от средневековых, нельзя не задаться вопросом: о каком именно возрасте идет речь и как он воспринимался современниками?
Ввиду особенностей историографии – основная часть работ по демографии России эпохи Средневековья посвящена численности, распределению и миграциям населения , а использование археологического материала ограничено тем, что археологическое изучение XIV–XVI в. (в отличие от более раннего периода) еще «находится на стадии интенсивного сбора материалов» – приведем некоторые данные письменных источников.
Оперируя западноевропейским источниковым материалом, который, как известно, сохранился несравнимо лучше русского, Ю. Л. Бессмертный заключил, что в странах Западной Европы старость в этот исторический период наступала между 50 и 60 годами. Согласно некоторым западноевропейским источникам, дожившие до своего 60-летия рыцари освобождались от обязательной службы, сохраняя при этом свой феод. Средний возраст представителей династии Капетингов в средневековой Франции достигал 56 лет.
Заключая характеристику обстоятельств, значительно снижавших продолжительность жизни в Европе эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени, Ф. Бродель отмечает: «Жизнь кратка и ненадежна – в далекие годы прошлого об этом говорят тысячи деталей. “Никто не удивится, видя как в 1356 г. юный дофин Карл (будущий Карл V) управляет Францией в 17 лет и умирает в 1380 г. в возрасте 42 лет, имея репутацию мудрого старца”. Коннетабль Анн де Монмарси, умерший на коне в битве при Сен-Дени в 1567 г. в возрасте 74 лет, представляет исключение. 55-летний Карл V, когда он отрекается от престола в Генте в 1555 г., – уже старик. Его сын Филипп II, умерший в 1598 г. в возрасте 71 года, на протяжении 20 лет при любой тревоге, вызываемой его шатким здоровьем, порождал у своих современников самые большие надежды и самые страшные опасения». Средний возраст представителей низших сословий в средневековой Европе, по-видимому, был ниже, чем у представителей знати.
Читатель вправе задать вопрос: в какой мере это соответствовало русским средневековым реалиям? Отвечая на него, обратимся к результатам произведенных В. А. Кучкиным подсчетов продолжительности жизни единственной группы лиц, даты рождения которых в большинстве случаев известны, – московских князей – потомков Даниила Александровича. Историк показал, что средняя продолжительность их жизни была несколько ниже, чем у французских Капетингов – 42–44 года.
Большинство московских великих князей XIV–XVI в. умирало в возрасте от 30 до 50 лет: Даниил Александрович (1261–1303), Юрий Данилович (кон. 70-х или нач. 80-х годов XIII в. – 1325), Семен (1316–1353) и Иван (1326–1359) Ивановичи, Дмитрий Иванович (1350–1389), Василий II (1415–1462), Федор Иванович (1557–1598). Лишь незначительная их часть перешагивала 50-летний рубеж, впрочем, не достигая 60 лет, – Иван Калита (нач. 1280-х – 1340), Василий I (1371–1425), Василий III (1479–1533), Иван IV (1530–1584). Сходным образом дело обстояло и с ближайшими родственниками великих князей – удельными князьями московского дома.
Долгожителем среди великих князей московских был Иван III (1440–1505). Он прожил 65 лет. Однако важно зафиксировать, что в последние годы жизни он, будучи полупарализованным, управлял страной уже в значительной степени номинально, постепенно передавая властные полномочия своему соправителю – Василию III. Согласно источникам в 1503 г. у Ивана III «отняло… руку и ногу, и глаз». А. А. Зимин полагал, что речь шла о развитии болезни великого князя (под 28 июля этого года летопись сообщала о том, что великий князь «начат изнемогати»). Соответствующие обстоятельства последних лет жизни великого князя, а также отсутствие других московских князей, доживших до его лет, косвенно указывают на то, что Иван III достиг предельного для представителя светской элиты возраста.
Так же как и в странах Западной Европы, судя по всему, продолжительность жизни представителей менее привилегированных слоев была несколько ниже. Так, согласно археологическим данным (прежде всего, результатам раскопок кладбищ), «средний возраст смерти на территории средневековой Руси характеризуется интервалом от 32,3 до 43,8 лет. На территории Западной Европы в синхронное время средний возраст смерти колеблется в пределах возрастного интервала 30–34,9 лет». Здесь, конечно, следует учитывать высокую младенческую смертность, которая значительно снижала среднюю продолжительность жизни.
За исключением великих (и в ряде случаев – удельных) князей у нас очень немного информации, позволяющей судить о продолжительности жизни представителей элиты. Как правило, исследователи располагают лишь хронологическим диапазоном, который очерчивают известные источники. Очевидно, что они фиксируют «активный» период жизни того или иного лица, давая сведения о сроке его службы и лишь косвенно о продолжительности жизни. На основе этих источников восстановить продолжительность жизни можно, лишь допустив, что первые упоминания сохранившихся источников фиксируют начало служебной карьеры, а заключительные – ее конец.
Если допустить, что служебная карьера могла начинаться в возрасте около 15 лет (возраст верставшихся на службу «новиков»), а в большинстве случаев «активная» (фиксируемая источниками) жизнь редко выходила за рамки 20–30 лет, можно предполагать, что активная жизнь значительной части служилых людей могла заканчиваться в возрасте 35–45 лет. После этого человек мог прожить еще какое-то время, которое, однако, в большинстве случаев в источниках не фиксируется. К числу исключений из этого правила можно отнести князя И. Ф. Мстиславского, который по политическим причинам удалился в Кирилло- Белозерский монастырь в 1585 г. и спустя несколько лет – в 1593 г. – в возрасте примерно 63 лет скончался.
Любопытно отметить, что эти данные хорошо согласуются с представлениями о времени наступления старости, бытовавшими в памятниках древнерусской книжности. Так, согласно трактату Максима Грека «Семь степеней человеческого возраста», старым можно было считать 50-летнего человека. Распространенное на Руси апокрифическое «Сказание, како сотвори Бог Адама» приводит несколько иные цифры, которые дополняют приводимую Максимом Греком, отмечая, что «прообразуя Господь Богъ житие человеческое: …40 летъ – средовечие, 50 летъ – седина, 60 летъ – старость…». Таким образом, вероятно, вывод Ю. Л. Бессмертного о наступлении старости в возрасте от 50 до 60 лет в Западной Европе может быть отнесен и к России.
Вопрос о том, в каком именно возрасте чаще всего наступала смерть представителей элиты, требует специального рассмотрения. Как правило, сведений о смерти подавляющего большинства представителей элиты ни летописи, ни делопроизводственные документы не содержат (разумеется, за исключением тех случаев, когда речь шла о гибели на поле боя). Лишь частично соответствующие сведения могут быть компенсированы данными источников, которые широко для историко-демографического исследования еще не привлекались – хозяйственных документов монастырей (прежде всего, вкладных и кормовых книг), а также записей на могильных плитах, в деле изучения которых в последние годы было сделано немало).
И те, и другие, в целом ряде случаев сообщающие дату смерти, в перспективе могут дать важный материал для определения хронологического диапазона между отходом от активной жизни, фиксируемой летописными, актовыми и делопроизводственными источниками, и кончиной. Однако очевидно, что проведение подобного исследования – дело будущего.
В свете вышесказанного в настоящий момент можно констатировать, что «среднестатистический» человек, перешагнувший 50- и тем более 60-летний рубеж, в России XVI в. рассматривался как лицо, достигшее весьма преклонного возраста, связанного с наступлением «немощи», резко снижавшей трудоспособность. На это, в частности, прямо указывает содержание одной выходной записи на рукописном Евангелии 1514 г. Писец – Михаил, белый священник («иерей») из Галича, – заканчивая переписку книги, в соответствии с древнерусской писцовой традицией, помещает просьбу не «порицать» его за допущенные ошибки. Основная часть выходной записи свойственна подавляющему большинству выходных записей – нестандартным является ее окончание. Михаил после обычных в таких случаях упоминаний о своей «многогрешности» и неизбежных ошибках отмечает, что извиняющим его обстоятельством является преклонный возраст.
Как он специально подчеркивает, книгу он «при старости бо писах, имыи уже от рожения своего лет шестьдесять и пять». Из текста записи очевидно, что ее потенциальный читатель был осведомлен о состоянии человека, достигшего такого возраста. Как видим, характер упоминания 65-летнего возраста однозначно указывает на то, что он рассматривался как уже весьма преклонный («старость»). Его наступление в XVI в. связывалось с представлением о значительном падении трудоспособности (в данном случае писца, представляющего белое духовенство, бытовые особенности жизни которого не слишком отличались от жизни обычных мирян). Это, в свою очередь, хорошо сочетается с уже отмеченными выше обстоятельствами жизни Ивана III в последние годы его правления.
Судя по всему, как правило, «старость глубокая» и связанная с ней «немощь» наступали между 50 и 60 годами. Во всяком случае, судя по приведенным выше примерам, проживавшие вне монастырских стен лица, перевалившие 60- летний рубеж, рассматривались как нетрудоспособные (вспомним последние годы жизни Ивана III). Об этом прямо пишет галицкий священник Михаил. Редкие исключения из этого правила общей картины не меняли. По-видимому, в монастырях жили дольше – источники сохранили сведения об иноках, проживших 70, 80 и более лет.
Однако необходимо помнить, что речь идет о тех, кто прожил в обителях несколько десятилетий и полностью изменил свой образ жизни, подчинив его монастырскому распорядку. Вряд ли это можно отнести к лицам, принявшим постриг в зрелом или пожилом возрасте. Вероятно, в их случае можно говорить о продолжительности жизни, характерной для светских лиц. С относительно невысокой продолжительностью жизни светских лиц и может быть связан испытываемый ими пиетет по отношению к тем, кто прожил 70, 80 и более лет, пиетет, который нашел отражение в ряде памятников литературы.
По материалам: Усачев А.С. «Старость глубокая» в XIV–XV в.: демографические реалии и их восприятие современниками.