14 ноября 1860 года — Пекинский трактат между Россией и Китаем

     Выверено  по  изданию: Сборник договоров России  с  другими
государствами. 1856-1917. М., Гос.изд-во полит.литературы, 1952.

                                                                   СТР.
     По внимательном рассмотрении и обсуждении существующих между   74
Россией   и   Китаем   договоров,  е.в.  император  и  самодержец
всероссийский и е.в.  богдохан дайцинский,  для вящего скрепления
взаимной  дружбы  между  двумя  империями,  для развития торговых
сношений  и  предупреждения  недоразумений,  положили   составить
несколько   добавочных   статей,   и   для   сей  цели  назначили
уполномоченными:   российского    государства,    свиты    е.и.в.
ген.-майора... Николая Игнатьева;
     дайцинского государства,  князя первой степени,  принца Гун,
по имени И-син.
     Означенные уполномоченные, по предъявлении своих полномочий,
найденных достаточными, постановили нижеследующее:

     СТАТЬЯ 1
     В  подтверждение   и   пояснение   первой  статьи  договора,
заключенного в городе Айгуне,  1858 года,  мая 16-го дня (Сян-фын
VIII года,  IV луны, 21-го числа), и во исполнение девятой статьи
договора, заключенного в том же году, июня 1-го дня (V луны, 3-го   75
числа),  в городе Тянь-Цзине,  определяется:  с сих пор восточная
граница между двумя государствами, начиная от слияния рек Шилки и
Аргуни,  пойдет  вниз  по течению реки Амура до места слияния сей
последней реки с рекой Усури. Земли, лежащие по левому берегу (на
север) реки Амура,  принадлежат российскому государству, а земли,
лежащие  на  правом  берегу  (на  юг),  до  устья   реки   Усури,
принадлежат китайскому государству.  Далее от устья реки Усури до
озера Хинкай граничная линия идет  по  рекам  Усури  и  Сун'гача.
Земли,   лежащие   по   восточному   (правому)  берегу  сих  рек,
принадлежат российскому государству,  а по западному (левому),  –
китайскому государству. Затем граничная между двумя государствами
линия,  от истока реки Сун'гача, пересекает озеро Хинкай и идет к
реке  Бэлэн-хэ  (Тур),  от  устья  же  сей последней,  по горному
хребту,  к устью реки Хубиту (Хубту),  а отсюда по горам, лежащим
между рекой Хуньчунь и морем,  до реки Ту-мынь-дзян.  Здесь также
земли, лежащие на востоке, принадлежат российскому государству, а
на   запад   –  китайскому.  Граничная  линия  упирается  в  реку
Ту-мынь-дзян на двадцать китайских верст (ли), выше впадения ее в
море.
     Сверх сего,  во  исполнение девятой же статьи Тянь-цзинского
договора,  утверждается составленная  карта,  на  коей  граничная
линия,   для   большей   ясности,  обозначена  красной  чертой  и
направление ее показано буквами русского алфавита: А. Б. В. Г. Д.
Е. Ж. 3. И. I. К. Л. М. Н. О. П. Р. С. Т. У.
     Карта сия  подписывается  уполномоченными обоих государств и
скрепляется их печатями.
     Если бы  в   вышеозначенных   местах   оказались   поселения
китайских подданных,  то русское правительство обязуется оставить
их на тех же местах и дозволить по-прежнему заниматься рыбными  и
звериными промыслами.
     После постановления  пограничных знаков,  граничная линия на
веки не должна быть изменяема.

     СТАТЬЯ 2                                                       76
     Граничная черта на  западе,  доселе  неопределенная,  отныне
должна проходить,  следуя направлению гор,  течению больших рек и
линии ныне существующих китайских пикетов,  от последнего  маяка,
называемого  Шабин-дабага,  поставленного  в  1728 году  (Юн-чжэн
VI года),  по заключении Кяхтинского договора,  на  юго-запад  до
озера Цзай-сан, а оттуда до гор, проходящих южнее озера Иссыккуль
и   называемых   Тэнгэри-шань   или   Киргизнын   алатау,   иначе
Тянь-шань-нань-лу (южные отроги Небесных гор),  и по сим горам до
кокандских владений.

     СТАТЬЯ 3
     Отныне все   пограничные   вопросы,    могущие    возникнуть
впоследствии, должны решаться на основании изложенного в первой и
второй статьях  сего  договора,  для  постановки  же  пограничных
знаков  на  востоке – от озера Хинкай до реки Ту-мынь-дзян,  а на
западе – от маяка Шабин-дабага до кокандских владений, российское
и  китайское правительства назначают доверенных лиц (комиссаров).
Для обозрения восточной границы,  съезд комиссаров назначается на
устье реки Усури,  в течение апреля месяца будущего года (Сян-фын
XI года в третьей луне). Для обзора же западной границы комиссары
съезжаются  в  Тарбагатае,  но  время  для  их  съезда  теперь не
определяется.
     На основании  того,  что  постановлено  в  первой  и  второй
статьях   сего  договора,  командированные  доверенные  сановники
(комиссары) составляют карты и подробные описания граничной линии
в  четырех  экземплярах  –  два на русском и два на китайском или
маньчжурском языках.  Карты и описания сии утверждаются подписями
и  печатями  комиссаров;  затем  два  экземпляра оных,  – один на
русском,  другой на китайском или маньчжурском языках,  вручаются
русскому, а два таковых же экземпляра – китайскому правительству,
для хранения.
     По случаю  вручения  карт   и   описания   граничной   линии
составляется протокол,  который утверждается подписями и печатями
комиссаров  и  будет  считаться   дополнительной   статьей   сего
договора.

     СТАТЬЯ 4                                                       77
     На протяжении  всей  граничной  линии,  определенной  первой
статьей  сего  договора,  дозволяется  свободная  и  беспошлинная
меновая  торговля  между  подданными  обоих  государств.  Местные
пограничные начальники должны  оказывать  особое  покровительство
этой торговле и людям, ею занимающимся.
     С сим   вместе   подтверждается   постановленное  касательно
торговли во второй статье Айгунского договора.

     СТАТЬЯ 5
     Русским купцам,  сверх  существующей  торговли   на   Кяхте,
предоставляется  прежнее  право  ездить  для  торговли из Кяхты в
Пекин.  По пути, в Урге и Калгане им дозволяется также торговать,
не  открывая  оптовой  продажи.  В  Урге – русскому правительству
предоставляется право иметь консула (лин-ши-гуань), с несколькими
при  нем  людьми,  и  на  свой счет выстроить для него помещение.
Касательно отвода  земли  под  здание,  величины  постройки  сего
последнего,  равно  и отвода места под пастбище,  предоставляется
войти в соглашение с ургинскими правителями.
     Китайским купцам,  если  они  пожелают,  также   дозволяется
отправляться для торговли в Россию.
     Русские купцы  имеют  право  ездить  для торговли в Китай во
всякое время,  только в одном и том же месте их  не  должно  быть
более  двухсот человек,  притом они должны иметь билеты от своего
пограничного начальства,  в которых обозначается: имя караванного
старшины,  число  людей,  при караване состоящих,  и место,  куда
следует караван.  Во время пути  купцам  дозволяется  покупать  и
продавать все,  по их усмотрению. Все дорожные издержки относятся
на счет самих купцов.

     СТАТЬЯ 6
     В виде опыта открывается торговля в Кашгаре, на тех же самых
основаниях,   как   в  Или  и  Тарбагатае.  В  Кашгаре  китайское
правительство  отводит  в  достаточном   количестве   землю   для
постройки фактории,  со всеми нужными при ней зданиями для жилища
в склада товаров,  церкви и т.п.,  а также место для кладбища, и,   78
по примеру Или и Тарбагатая, – место для пастбища. Об отводе мест
для  выше  означенных  надобностей  будет  сообщено   теперь   же
управляющему Кашгарским краем.
     Китайское правительство  не отвечает за разграбление русских
купцов,  торгующих в Кашгаре,  в том случае,  когда грабеж  будет
произведен людьми, вторгнувшимися из-за линии китайских караулов.

     СТАТЬЯ 7
     Как русские в Китае,  так и китайские подданные в России,  в
местах,  открытых для торговли, могут заниматься торговыми делами
совершенно  свободно,  без  всяких  стеснений со стороны местного
начальства,  посещать также свободно и во всякое время  –  рынки,
лавки,  дома  местных купцов,  продавать и покупать разные товары
оптом или в розницу,  на деньги или посредством  мены,  давать  и
брать в долг по взаимному доверию.
     Срок пребывания купцов в местах,  где производится торговля,
не определяется, а зависит от их собственного усмотрения.

     СТАТЬЯ 8
     Русские купцы в Китае,  а китайские  в  России  состоят  под
особым  покровительством  обоих  правительств.  Для наблюдения за
купцами и предотвращения могущих возникнуть между ними и местными
жителями   недоразумений,  русское  правительство,  на  основании
правил,  принятых для Или и Тарбагатая, может назначить теперь же
своих консулов в Кашгар и Ургу.  Китайское правительство,  равным
образом,  может,  если бы пожелало,  назначать своих  консулов  в
столицах и других городах российской империи.
     Консулы того  и  другого  государства  помещаются  в  домах,
устроенных на счет их правительств.  Впрочем,  им не запрещается,
по собственному усмотрению,  нанимать для себя квартиры у местных
жителей.
     В сношениях с местным начальством, консулы обоих государств,
на  основании  второй  статьи Тянь-цзинского трактата,  соблюдают
совершенное равенство. Все дела, касающиеся купцов того и другого
государства,  разбираются ими по взаимному соглашению;  проступки   79
же и преступления должны судиться,  как сказано в  седьмой статье
Тянь-цзинского договора,  по законам того государства,  подданным
которого окажется виновный.
     Споры, иски и тому подобные недоразумения, возникающие между
купцами   при  торговых  сделках,  предоставляется  решать  самим
купцам,  посредством выбранных из своей среды людей; консулы же и
местное начальство только содействуют примирению, но не принимают
на себя ответственности по искам.
     Купцы того и другого государства,  в местах,  где  дозволена
торговля,  могут  вступать между собой в письменные обязательства
по случаю заказа товаров, найма лавок, домов и т.п. и предъявлять
их для засвидетельствования в консульство и местное правление.  В
случае неустойки по письменному обязательству,  консул и  местное
начальство  принимают меры к побуждению исполнить обязательство в
точности.
     Дела, не касающиеся торговых между купцами сделок, например,
споры,   жалобы   и   проч.,   разбираются   консулом  и  местным
начальством,  по общему соглашению;  виновные же наказываются  по
законам своего государства.
     В случае  укрывательства русского подданного между китайцами
или побега его внутрь страны,  местное начальство, по получении о
том  извещения  от русского консула,  немедленно принимает меры к
отысканию бежавшего, а по отыскании немедленно представляет его в
русское  консульство.  Подобные  меры  равным образом должны быть
соблюдаемы и в отношении китайского подданного,  скрывавшегося  у
русских или бежавшего в Россию.
     В преступлениях   важных,   как-то:   убийстве,   грабеже  с
нанесением  опасных  ранений,   покушении   на   жизнь   другого,
злонамеренном  поджоге  и том.подоб.,  по произведении следствия,
виновный,  если  он  будет  русский,  отсылается  в  Россию,  для
поступления   с   ним  по  законам  своего  государства,  а  если
китайский,  то наказание его производится, – или начальством того
места,   где  учинено  преступление,  или,  если  того  потребуют
государственные    постановления,    виновный    для    наказания
отправляется в другой город или область.
     Как в преступлениях важных, так равно и маловажных, консул и
местное начальство могут принимать нужные меры только в отношении   80
к виновному своего государства, но никто из них не имеет никакого
права  ни  задерживать,  ни  отдельно  разбирать,  а  тем   более
наказывать подданного не своего государства.

     СТАТЬЯ 9
     При распространении  в  настоящее  время  торговых  сношений
между подданными того и другого государства  и  проведения  новой
граничной  линии,  прежние  правила,  постановленные в трактатах,
заключенных  в  Нерчинске  и  Кяхте  и  в  дополнительных  к  ним
договорах,  сделались  уже  неприменимыми;  сношения  пограничных
начальников между собой и правила для разбирательства пограничных
дел  равным образом не соответствуют современным обстоятельствам,
а поэтому взамен сих правил постановляется следующее:
     Отныне, кроме   сношений,   производившихся   на   восточной
границе,  чрез Ургу и Кяхту,  между кяхтинским градоначальником и
ургинскими правителями,  а на западной между генерал-губернатором
Западной  Сибири  и  Илийским  управлением,  пограничные сношения
будут еще производиться:  между военными губернаторами Амурской и
Приморской  областей  и хэйлун-цзянским и гириньским цзян-цзюнами
(главнокомандующими);  между кяхтинским пограничным комиссаром  и
цзаргучеем (бу-юань), по смыслу осьмой статьи сего договора.
     Вышеупомянутые военные   губернаторы   и   главнокомандующие
(цзян-цзюни), на основании второй статьи Тянь-цзинского договора,
в  сношениях своих должны соблюдать совершенное равенство и вести
оные исключительно по делам,  относящимся  непосредственно  к  их
управлению.
     В случае дел особой важности,  генерал-губернатору Восточной
Сибири предоставляется право иметь письменные сношения,  – или  с
Верховным советом (Цзюнь-цзи-чу),  или с Палатой внешних сношений
(Ли-фань-юань),  как главным  местом,  заведывающим  пограничными
сношениями и управлением.

     СТАТЬЯ 10
     При исследовании и решении дел пограничных,  как важных, так
в маловажных,  пограничные начальники руководствуются  правилами,   81
изложенными  в  осьмой  статье  сего  договора;  следствия  же  и
наказания подданных того и другого государства производятся,  как
сказано в седьмой статье Тянь-цзинского договора, по законам того
государства, которому принадлежит виновный.
     При переходе,  угоне или уводе  скота  за  границу,  местное
начальство,  по  первому о том извещению и по сдаче следов страже
ближайшего караула, посылает людей для отыскания. Отысканный скот
возвращается  без замедления,  причем,  за недостающее число его,
если бы оное оказалось,  взыскивается по закону,  но в сем случае
уплата  не  должна быть увеличиваема в несколько раз (как то было
прежде).
     В случае побегов за границу,  по первому же о том извещению,
немедленно  принимаются  меры к отысканию перебежчика.  Найденный
перебежчик немедленно  передается  со  всеми  принадлежащими  ему
вещами  пограничному  начальству;  исследование  причин  побега и
самый  суд  производятся  ближайшим  местным   начальством   того
государства, подданным которого окажется перебежчик. Во все время
нахождения  за  границей,  от  поимки  до  сдачи  кому   следует,
перебежчику  дается нужная пища и питье,  а в случае надобности и
одежда;  сопровождающая  его  стража  должна  обходиться  с   ним
человеколюбиво  и не позволять себе своевольных поступков.  То же
самое должно соблюдать и в отношении того перебежчика,  о котором
не дано было уведомления.

     СТАТЬЯ 11
     Письменные сношения  главных  пограничных начальников того и
другого  государства  производятся  чрез  ближайших   пограничных
чиновников, которым отправляемые бумаги отдаются под расписку.
     Генерал-губернатор    Восточной    Сибири    и    кяхтинский
градоначальник отправляют свои бумаги к кяхтинскому  пограничному
комиссару,  который передаст их цзаргучею (бу-юань); ургинские же
правители посылают свои бумаги  к  цзаргучею  (бу-юань),  который
передает их кяхтинскому пограничному комиссару.
     Военный губернатор  Амурской  области пересылает свои бумаги
чрез помощника  (фу-ду-туна)  главнокомандующего  (цзян-цзюнь)  в   82
городе  Айгуне,  чрез  которого  также  передают  свои  бумаги  к
военному  губернатору   Амурской   области   хэй-лун-цзянский   и
гириньский главнокомандующие (цзян-цзюнь).
     Военный губернатор    Приморской    области   и   гириньский
главнокомандующий (цзян-цзюнь) пересылают бумаги чрез начальников
своих караулов на реках Усури в Хунь-чунь.
     Пересылка бумаг между генерал-губернатором Западной Сибири и
Илийским главным управлением или главнокомандующим  (цзян-цзюнем)
производится чрез русского консула в городе Или (Кульдже).
     В случае  дел особой важности,  требующих личных объяснений,
главные пограничные начальники того и другого  государства  могут
отправлять друг другу бумаги с доверенными русскими чиновниками.

     СТАТЬЯ 12
     На основании  одиннадцатой  статьи  Тянь-цзинского договора,
отправляемые по казенной надобности из Кяхты в Пекин  и  обратно,
легкие и тяжелые почты будут отходить в следующие сроки: легкие –
каждый месяц однажды из того и другого  места;  а  тяжелые  –  из
Кяхты в Пекин – каждые два месяца однажды,  а из Пекина в Кяхту –
каждые три месяца однажды.
     Легкие почты до места назначения должны идти никак не  более
двадцати, а тяжелые не более сорока дней.
     С тяжелой  почтой  посылается одновременно не более двадцати
ящиков,  весом каждый не  более  ста  двадцати  китайских  фунтов
(гинов), – четырех пудов.
     Легкие почты  должны  быть  отправляемы  в  тот  же день,  в
который будут доставлены;  при промедлении в  сем  случае  должно
быть производимо строгое исследование и взыскание.
     Отправляемый с  легкими  и  тяжелыми  почтами  почтальон,  в
проезд чрез Ургу, должен заезжать в русское консульство, отдавать
адресованные к проживающим там лицам,  и принимать равным образом
адресованные ими письма и посылки.
     При отправлении тяжелых почт должны  составляться  накладные
(цинь-дань) посылаемых ящиков. Из Кяхты накладные, при отношении,   83
отсылаются в Ургу к  тамошнему  правителю,  а  из  Пекина  –  при
отношении же – в Палату внешних сношений (Ли-фань-юань).
     В накладных  точно  обозначается:  время отправления,  число
ящиков и общий вес их.  Частный вес  каждого  ящика  должен  быть
обозначаем на самой обшивке ящика и писаться русскими цифрами,  с
переводом их на монгольский или китайский счет.
     Если бы русские купцы по своим торговым делам  нашли  нужным
учредить на свой счет,  для пересылки писем или перевоза товаров,
почту,  то, для облегчения казенных почт, сие им дозволяется. При
устройстве  почтового  сообщения,  купцы должны только предварить
местное начальство, для получения от него согласия.

     СТАТЬЯ 13
     Отправление   обыкновенных   бумаг    российского   министра
иностранных  дел  в  Верховный  совет  (Цзюнь-цзи-чу) дайцинского
государства,  а также генерал-губернатора Восточной Сибири в  тот
же   совет,   или   в  Палату  внешних  сношений  (Ли-фань-юань),
производится обыкновенным  порядком,  чрез  почту,  не  стесняясь
впрочем  сроком  отхода  почт;  в  случае же дел особой важности,
бумаги от вышеозначенных лиц могут  быть  отправляемы  с  русским
курьером.
     Во время  пребывания  в  Пекине русских посланников,  бумаги
особой  важности  могут  быть   также   отправляемы   с   нарочно
командированными русскими чиновниками.
     Русские курьеры, на пути своем, не должны быть никем и нигде
задерживаемы.
     Командируемый для доставления бумаг курьер непременно должен
быть русский подданный.
     О выезде курьера дается знать за сутки,  в Кяхте – цзаргучею
(бу-юань) комиссаром,  а в Пекине в Военную палату (бинь-бу),  из
русского подворья.

     СТАТЬЯ 14
     Со временем,   когда   в   постановленном  в  сем  договоре,
касательно сухопутной торговли,  встретится что-либо для той  или
другой стороны неудобное, то генерал-губернатору Восточной Сибири
предоставляется  войти  по   сему   предмету   в   соглашение   с   84
пограничными  сановниками  дайцинского  государства  и  составить
дополнительные   условия,   придерживаясь   во   всяком    случае
вышепостановленных оснований.
     Статья двенадцатая  Тянь-цзинского  договора  с  сим  вместе
подтверждается и не должна быть изменяема.

     СТАТЬЯ 15
     Утвердив таким  образом  все  вышесказанное,  по   взаимному
соглашению,  уполномоченные  российского  и китайского государств
подписали  собственноручно  и  скрепили   своими   печатями   два
экземпляра  русского  текста  договора  и два экземпляра перевода
оного на китайский язык и затем передали  друг  другу  по  одному
экземпляру того и другого.
     Статьи сего  договора  возымеют законную силу со дня размена
их уполномоченными того и другого государства,  как бы включенные
слово  в слово в Тянь-цзинский договор,  и должны быть исполняемы
на вечные времена свято и ненарушимо.
     По утверждении императорами обоих  государств,  договор  сей
объявляется  в  каждом  государстве к сведению и руководству тем,
кому о том ведать надлежит.
     Заключен и подписан в столичном городе  Пекине,  в  лето  от
рождества  Христова тысяча восемьсот шестидесятое,  ноября второй
(четырнадцатый)  день,  царствования   же   государя   императора
Александра Второго в шестой год; а Сян-фын десятого года, десятой
луны во второе число.
     ПОДПИСАЛИ:
               НИКОЛАЙ ИГНАТЬЕВ,
               ГУН

Как заключались Айгунский и Пекинский договоры и кто их заключал

16 (28) мая 1858 года, в городе Айгунь (Северная Маньчжурия) был заключен исторический для нашей страны русско-китайский договор, ознаменовавший присоединение к России обширных территорий левобережья реки Амур и ставший отправной точкой для последующего присоединения к империи Уссурийского края — территории нынешнего Приморья. Это соглашение позволило России вернуть земли утраченные по Нерчинскому договору 1689 года. В 1860 году Айгунский договор был дополнен Пекинским, согласно которому границы были проведены по китайскому берегу Амура, Уссури, а также протоке Казакевичева. Таким образом, обозначенные реки вместе с обширными территориями их бассейнов стали полностью принадлежать России. ИА PrimaMedia при содействии Александра Ткачева, сотрудника Приморского краевого музея им. В. К. Арсеньева, автора и главного редактора проекта «Энциклопедия Приморья», члена Приморского краевого отделения Русского географического общества-Общества изучения Амурского края, вспоминает, как Амурская страна стала русской и кому Россия этим обязана.

Как граф Николай Муравьев в Айгуне стал «Амурским»

В конце зимы 1857 года в российское правительство поступила докладная записка от военного агента (атташе) в Лондоне о том, что по его информации Англия и Франция готовят очередной поход в Китай с целью заставить его открыть свои рынки для европейских товаров. К записке в МИДе отнеслись очень серьезно, так как усиление европейских держав в Азии угрожало присутствию России в азиатско-тихоокеанском регионе. А этому направлению МИД и его новый глава А.М. Горчаков уделяли особое внимание.

Чтобы не упустить инициативу и наладить тесные взаимоотношения с азиатским соседом, в Пекин был командирован граф Е.В. Путятин. Но через Кяхту и Монголию – кратчайшим путем — китайцы его к себе не пустили. И вообще, видеть не пожелали. Так что Путятину пришлось добираться морем. А там присоединяться к англо-французской эскадре, которая шла воевать с китайцами, не желавшими открывать Европе с Америкой свои рынки.

Вместе с союзниками Путятин прошел до Тянцзина. Как представитель нейтральной страны помог враждующим сторонам договориться. И за это Россия получила право наравне с победителями подписать с Китаем свой Тянцзинский договор. Правда, договор этот не дал России никакого преимущества перед европейцами. Он вообще был для нас бесполезен, так как морской торговли у нас с Китаем не было. По этой причине, вероятно, вскоре наш Тянцинский договор китайцами был ратифицирован. А с другими западными державами нет, что вынудило последних на следующий год готовить очередную военную экспедицию.

В одно время с действиями Путятина и генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев старался уговорить китайцев отдать под российский контроль побережье от Амура до Кореи. С тем, чтобы в тамошних незамерзающих гаванях мог разместиться русский флот. И двумя неделями ранее Путятина, в местечке Айгунь Муравьев подписал договор, по которому левобережье нижнего Амура признавалась сторонами российской территорией, а нужные нам правобережные земли территориями «общего владения».

Границы их, правда, окончательно не были определены. Да и сам договор китайский вельможа князь И-Шань подписал, говорят, с большой неохотой. Китайцы утверждали потом, что у него не было на то полномочий, дать которые в данном случае мог только сам император (богдыхан). Ведь земли, о которых шла речь, считались частью родовых земель династии Цин, то есть личной собственностью императорской семьи.

За подписание Айгунского договора Н.Н. Муравьев был вознагражден государем наследуемым титулом графа Амурского. Но как вскоре выяснилось, несколько преждевременно. Так как ратифицировать договор китайцы почти сразу же отказались наотрез, вплоть до войны, которой необдуманно припугнул их представлявший наши интересы в Пекине пристав Русской духовной миссии П.Н. Перовский (родной, к слову, дядя народоволки Софьи Перовской).

Первый лист Айгунского договора 1878 года. Фото: Амурский областной краеведческий музей

Положение России на Тихом океане на тот момент, говоря мягко, стало критическим. Без признания китайцами Айгунского договора строить порты в Приморской области было, мягко говоря, делом рискованным. Англия и Франция собирались в новый поход на Пекин, и не было никаких оснований сомневаться, что они добьются своего. Китайский Госсовет видел в России вероломного соседа, грозящего Поднебесной с Севера с целью откусить кусок пусть и неуправляемой и плохо исследованной, но китайской территории. И ни Н.Н. Муравьев-Амурский, ни тем более П.Н. Перовский не в состоянии были это отношение изменить! Да и кто бы смог?

Дипломат, который смог

Такой человек в огромной империи нашелся. И уже спустя два года, 2 (14) ноября 1860 года в Пекине между представителями России и представителями Китая был подписан договор, закрепивший за Россией право единоличного владения территориями, расположенными между нижним течением Амура и Кореей. Включая береговую линию и удобные для строительства портов гавани, где впоследствии выросли порты Владивосток, Ванино, Находка, Восточный, Посьет. «Отцом Пекинского договора» стал незаслуженно забытый, но блистательный российский дипломат и разведчик граф Николай Павлович Игнатьев.

К заключению Пекинского договора 1860 года. Фото: иллюстрация из журнала «Русский художественный листок») 1861 г.

Во всех энциклопедиях, где есть статьи, посвященные подписанию Пекинского договора, говорится, что российской стороны договор подписал посланник в Пекине Игнатьев. Ну подписал и подписал, велика ли заслуга – закорючку поставить? Несмотря на то, что в некоторых из них уточняется, что китайская сторона пошла на это в благодарность за посредничество генерал-майора во время 2-й Опиумной войны, в общественном сознании присоединение к России восточных территорий (и Приморской области в том числе) связано, прежде всего, с именем генерал-губернатора Восточной Сибири графа Н.Н. Муравьева-Амурского, подписавшего двумя годами ранее Айгунский договор. Пекинский же трактат рассматривается лишь как дополнительный, что-то вроде ратификации Айгунского. Тем не менее, значение этого документа ничуть не меньше, если не больше, договора, подписанного генерал-губернатором Восточной Сибири.

Предоставим слово историку Александру Ткачеву, приложившего много сил ради восстановления исторической справедливости в отношении графа Игнатьева.

«Памятники Н.Н. Муравьеву-Амурскому есть практически во всех крупных городах Восточной Сибири и Дальнего Востока. А именем Николая Павловича в России назвал лишь крошечный мыс в б. Бабкина на о. Русском и крохотный сквер без памятника во Владивостоке. Правда, есть еще пик Игнатьева в Антарктиде, но назван он так по инициативе… Болгарии. Там Н.П. Игнатьев почитается как освободитель от турецкого ига и национальный герой, там есть и памятники ему, и населенные пункты, названные его именем. Но это уже совсем другая история…

Что же касается договора Пекинского, то вот что в ноябре 1860 года написал о нем и роли генерал-майора сам Н.Н. Муравьев-Амурский в своем письме к тогдашнему министру иностранных дел России князю А.М. Горчакову:

Все сомнения рассеяны, теперь мы законно обладаем и прекрасным Уссурийским краем, и южными портами, и приобрели право сухопутной торговли из Кяхты, и учреждения консульств в Урге и Кашгаре. Все это без пролития крови, одним уменьем, настойчивостью и самопожертвованием нашего посланника, а дружба с Китаем не только не нарушена, но скреплена более прежнего. Игнатьев превзошел все наши ожидания…

Стало быть, только подписью участие генерал-майора не ограничилось. Более того, пребывание его в Пекине было связано с какими-то ожиданиями со стороны российского правительства. Какими именно?

Вот этот вопрос и засел у меня в голове, когда в 2007 году я начал собирать материал для книги «Приморский край. Все самое, самое, самое…». По Пекинскому договору его было немного, но достаточно, чтобы почувствовать интригу и понять недооцененность деяния, совершенного тогда российским посланником в Пекине Н.П. Игнатьевым.

Спустя какое-то время я разыскал в Москве биографа Николая Павловича, доктора исторических наук В.М. Хевролину, которой, пользуясь случаем, приношу свою глубокую благодарность. И по ее совету в электронном каталоге РГБ разыскал две не тонкие книги, изданные более века назад, с тех пор не переиздававшиеся и не оцифрованные. Одна, написанная самим Игнатьевым, а вторая, судя по всему, с его слов.

Дальше все просто: оформил заявку, оплатил, получил электронные копии… И в течение нескольких дней буквально проглотил обе, суммарно страниц около восьмисот. Это оказался детектив, действие которого развивалось на фоне так называемой 2-й Опиумной войны… Это был в буквальном смысле материал для вестерна, составленный из множества, документов, писем, с многочисленными ссылками и пояснениями, с сюжетом, интригой и счастливым концом… Просто удивительно, что никто из писателей или сценаристов до сих пор к нему не обратился.

Позднее мне удалось выписать по почте и книгу об Игнатьеве самой В.М. Хевролиной, потом в сети объявились балканские письма генерал-майора, воспоминания его племянника А.А. Игнатьева «50 лет в строю», книга болгарской писательницы Калины Каневой «Рыцарь Балкан» и множество фотографий как самого Игнатьева, так и практически всех участников «пекинского вестерна». И чем дальше, тем вернее укреплялся я в антинаучной мысли, что этому человеку, к слову страстному славянофилу и убежденному панслависту, было судьбой предначертано подарить России, всей славянской культуре выход в Азиатско-Тихоокеанский регион.

Но прежде рассказа о пекинской командировке Игнатьева и подписании договора следует, наверное, сделать два отступления: собственно, о Н.П. Игнатьеве и о той ситуации, в которую он попал в Пекине. Начнем со второго.

Немного о главном герое – Николае Павловиче Игнатьеве

Какими соображениями руководствовался А.М. Горчаков, поручая это дело Н.П. Игнатьеву, никто не знает. Официальные документы такой информации, как правило, не несут. Мы можем лишь строить предположения. Но для этого надо, наконец, узнать, кто таков Игнатьев Николай Павлович, чьих, как говорится, будет, чтобы удостоиться чести попасть в такой переплет?

Начать придется издалека, с декабрьского вечера 13 декабря 1825 года, когда Игнатьева Надежда Егоровна, вдова артиллерийского генерала Николая Ивановича, имела со своим единственным сыном Павлом серьезный разговор. Она взяла с него слово, что назавтра он будет разумен и не совершит опрометчивого поступка. И назавтра, во время так называемого восстания декабристов, первая рота Преображенского полка под командованием капитана П.Н. Игнатьева первой пришла на дворцовую площадь под знамена государя Николая Первого.

После этого карьера Павла Игнатьева не слишком быстро, но верно пошла в гору. В 1834 году он уже был назначен директором Пажеского корпуса, в 1852-м вошел в Государственный Совет, с 1854 по 1861-й занимал пост Санкт-Петербургского генерал-губернатора, в 1877-м стал графом и завершил свой жизненный путь в декабре 1879 года в должности председателя Комитета министров Российской империи.

О близости П.Н. Игнатьева к царской семье мы можем судить по одному только факту, без которого все последующие события нашей истории были бы, как мне кажется, невозможны. Когда в январе 1832 года в семье Игнатьевых родился первенец, названный Николаем, его крестным отцом стал старший сын и наследник государя юный Великий князь Александр Николаевич.

Свои ранние годы царский крестник Николай Игнатьев провел в родительском доме и имениях, которых у Павла Николаевича было четыре (и 1000 душ крепостных), а затем поступил в вотчину своего отца — Пажеский корпус – самое привилегированное учебное заведение империи. На протяжении всех лет учился прилежно, показал блестящие способности. Товарищи звали его «Красным Солнышком». За то, вероятно, с каким выражением лиц смотрели на сына директора его преподаватели. По окончании корпуса был отмечен на мраморной доске как лучший выпускник 1849 года. К слову, «Красным Солнышком» в личной переписке с Н.П. Игнатьевым иногда звал его и Н.Н. Муравьев-Амурский, который также был выпускником Пажеского корпуса, также лучшим, хотя и гораздо более ранним (1827).

Отличился Николай Игнатьев и в Николаевской военной академии, куда поступил сразу после Пажеского корпуса и которую через два года окончил с серебряной медалью. Академия была ровесницей Н.П. Игнатьева. И за все 19 лет он стал лишь вторым выпускником, удостоенным серебряной медали. Золотая на то время не была вручена ни разу.

Особый интерес Игнатьев проявил к истории военной и дипломатической. А его легкое перо впоследствии сослужит ему добрую службу в огромном количестве докладных записок, писем к начальству, коллегам, отцу и жене, которые дойдут до потомков….

Крымская война застанет его в Прибалтике в чине штабс-капитана. Прямого участия в боевых действиях молодой офицер не принимал, но однажды попал-таки под обстрел английской эскадрой крепости Динамюнде, сохранив потом на всю жизнь стойкую аллергию и недоверие ко всему английскому и даже, берите шире, ко всему западному…

В то время он, упав с лошади, сильно повредил ногу, которую потом лечил всю жизнь. После чего «старшие товарищи», которые без сомнения наблюдали за его карьерой, решили, что боевого опыта ему достаточно и пора заняться делом, к которому его подготовили корпус и академия. Игнатьеву присвоили чин полковника и отправили военным агентом (атташе) в Лондон.

Приключения военного агента Игнатьева

…Если бы в 1825 году Павел Игнатьев не внял совету матери, то его старший сын вряд ли окончил бы Пажеский корпус, а в 19 лет военную академию… Если бы осенью 1856 года Николай Игнатьев не отправился военным агентом в Лондон, то совсем по-другому сложилась бы судьба Тихоокеанской России… Именно в Лондоне, где начинающий дипломат развил бурную деятельность, и начинается цепь событий, которая через 4 года закончится подписанием Пекинского договора.

В донесениях Игнатьева говорится о новых видах оружия, строительстве пушечных заводов, испытаниях нарезного оружия и разрывных снарядов, о расходах на вооружение, о состоянии английской армии, даются описания снарядов, пуль, патронов, технологии их производства. Время от времени Игнатьев даже высылал в Петербург образцы нового оружия, чертежи различных станков, производящих оружие, а также карты и специальную литературу.

Из игнатьевского дневника нам известно, что он регулярно бывал в Вуличском арсенале, присутствовал на испытаниях нового оружия, беседовал с английскими офицерами, осмотрел военные заводы в Бирмингеме, полевые лагеря…

Как участника Крымской войны его прикомандировали к русской делегации на Парижской конференции. И там, благодаря его советам, нам как-то очень удачно удалось провести разграничение в Бессарабии, за что полковник получил первый в своей жизни орден – Св. Станислава 2-й степени.

Здесь же, в Париже, во время одной из командировок, на одном из многочисленных приемов он случайно «поймал на ухо» информацию о том, что Англия и Франция собираются в новый поход в Китай с целью… Игнатьев тут же написал об этом докладную записку, которая… Ну, вы уже знаете, что это была за записка и каковы были ее последствия…

Во время пребывания в Лондоне случилось с Игнатьевым еще одно приключение… Правда, о нем нам известно только из мемуаров племянника Н.П. Игнатьева Алексея Алексеевича. Никаких документальных подтверждений тому нет. Тем не менее, семейное придание рассказывает, что в Лондоне, в музее новейшего английского вооружения русский военный атташе полковник Н.П. Игнатьев был пойман на краже. При выходе в его кармане обнаружился новейший унитарный патрон для нарезного оружия, который он, взяв с выставки, якобы машинально положил в карман…

Повторяю: никаких документальных свидетельств по этому поводу не существует. Тем не менее, в мае 1857 года Игнатьев покидает Англию, берет отпуск для лечения ноги и практически год колесит по Европе и странам Средиземноморья, останавливаясь то там, то сям – Афины, Бейрут, Яффа, Иерусалим, Мальта и Неаполь. Во время короткого пребывания в Петербурге встречается с Александром Вторым, который за работу в Лондоне награждает его орденом Св. Владимира 4-й степени.

МИД тем временем готовит ему новое задание – начальника экспедиции в Хиву и Бухару с целью топографической и гидрографической съемки и заключения договоров с тамошними эмирами. Говорят, что, провожая Игнатьева, родственники и знакомые прощались с ним как в последний раз – у среднеазиатских владык была очень плохая репутация.

Опасения эти едва не оправдались. В Хиве местный хан, добиваясь от Игнатьева подписания договора на своих условиях, едва не захватил его в плен. Спас положение сначала пистолет, предусмотрительно спрятанный в складках одежды, а затем подоспевшие казаки. Зато в Бухаре усилия Игнатьева были вознаграждены. Эмир подарил ему арабского скакуна (которого он по возвращении передарил цесаревичу Николаю Александровичу), а Александру Второму попросил отвести… слона, которого экспедиция и опекала до самой границы России…

Здесь же, на границе, Игнатьева ожидал пакет от Александра Второго с распоряжением отправиться с миссией в Китай. А в Петербурге — орден Св. Анны 2-й степени и генерал-майорский чин. И вот еще одна деталь, на которой мы до сих пор не застряли внимания. Н.П. Игнатьеву шел тогда только 27-й год, и он стал едва ли самым молодым генералом Российской империи.

Н.П. Игнатьев едет в Китай

В то время сообщение Петербурга и Пекина осуществлялось только одним путем – через пограничный пункт Кяхту на границе с Монголией. Но прежде Игнатьеву нужно было в Иркутске встретиться с Н.Н. Муравьевым-Амурским, чтобы «освежить информацию» и согласовать действия.

Опущу для краткости описание этого путешествия. Скажу лишь, что из-за всегдашней нашей бюрократической волокиты выехал он не зимой, как планировалось, а лишь 6 марта 1857 года Выехал совершенно простуженным и в сопровождении врача. Тем не менее, гнал на санях по весенней распутице с сумасшедшей для того времени скоростью – до 300 верст в сутки и уже в ночь на 4 апреля был на месте.

Вместе с Муравьевым отправились они в Кяхту и там в течение месяца дожидались от китайского правительства разрешения на въезд. Для маленькой Кяхты приезд двух таких персон стал событием выдающимся — едва ли не каждый день званые обеды в их честь, балы и пикники, которые вскорости привели обоих в полнейшее изнеможение.

Ну, а когда разрешение было, наконец, получено, купеческая Кяхта устроила русскому посланнику грандиозные проводы, которые должны были возвысить его в глазах китайцев. На границе собралась большая часть населения Кяхты и Троицкосавска. Под звуки колоколов и артиллерийского салюта, в сопровождении местной знати, представителей духовенства и офицерства, конвоя из 300 казаков Игнатьев пешком дошел до границы, и только перейдя ее сел в коляску…

Вместе с ним в Пекин отправились артиллерийский капитан Лев Баллюзек (заместитель и первый помощник), опытный переводчик Александр Татаринов, неопытный, но самонадеянный секретарь по фамилии Вольф, переводчик с монгольского языка Вамбуев, пятеро конвойных казаков и верный камердинер Митя Скачков… Через месяц, в середине июня, они были у стен Пекина.

При Игнатьеве нашлись опытные люди, которые объяснили ему важность «китайских церемоний». И потому вопреки советам встретивших его пекинских чиновников русский посланник въехал в Пекин по-китайски, на носилках с паланкином, чтобы все видели – едет знатный российский вельможа. И впредь он внимательно изучал китайские традиции с тем, чтобы в глазах пекинцев соответствовать этому статусу. И через некоторое время и в Пекине, и за его пределами его станут уважительно называть И-Дажень, что значит сановник И.

Свое посольство Игнатьев разместил в одном из двух подворий Русской духовной миссии, через которую, собственно, и осуществлялись все дипломатические связи между двумя странами. И тут же известил об этом Верховный совет Китая, попросив назначить переговорщиков.

Переговорщиками были назначены члены Совета Су-Шунь и Жуй-Чан. Но предложение вести переговоры в специально предназначенном для этого Доме переговоров Игнатьев отверг — в нем китайцы принимали представителей вассальных государств. И дальнейшие переговоры шли на территории Русского подворья.

На первой же встрече китайские представители категорически отвергли все российские предложения. Они заявили, что подписавшие Айгунский договор сановники, сделали это самовольно и уже наказаны императором. Что если русский посол пожелает, то может вместо ратификационной грамоты увезти с собой в Россию главного виновника – князя И-Шаня, и что на этом его миссия может быть завершена. На следующее утро китайский полицейский действительно привел И-Шаня в канге к подворью, но был отправлен обратно дежурившим у ворот казаком.

В ответ Игнатьев заявил, что уехать не может, так как нет на это воли российского императора, и что ему дела нет, доволен ли богдыхан своими подчиненными… Что Россия и Китай сотни лет живут в мире и дружбе, что имеют общую границу в 7 тысяч верст, что у них общие враги, которые захватят южные гавани, если там не будет российских кораблей… Все бесполезно.

Как назло, как раз в это время китайцы разгромили англо-французскую эскадру в очередном сражении у крепости Дагу и уверовали в свою непобедимость.

Переговоры шли 11 месяцев, за которые Игнатьев не раз приходил в отчаяние. Однажды Су-Шунь в ярости швырнул на пол Айгунский договор с криком, что бумажка эта ничего не значит… Назавтра Игнатьев отправил в Верховный совет на него жалобу. Она возымела действие, и больше китайский сановник такого себе не позволял, чтобы «не потерять лицо».

Чтобы выставить посланника из Пекина, китайцы, которые ожидали переговорщиков Англии и Франции, даже согласились признать за Россией левый берег Амура. А пограничные вопросы предложили обсудить на месте с гиринским амбанем, сиречь губернатором… Само-собой, никуда Игнатьев не поехал и переговоры в очередной раз зашли в тупик.

И все-таки время «пекинского сидения» Игнатьева нельзя назвать потерянным. Он знакомился с обычаями, заводил знакомства, обрастал агентурой из числа китайских христиан и даже занимался благотворительностью, поддерживая материально албазинцев – потомков казаков, плененных китайцами еще при взятии крепости Албазин в конце 17-го века. На личные деньги закупил он в Кяхте хрустальную и серебряную посуду, чтобы в будущем принимать у себя иностранных послов.

Обо всех своих действиях посланник регулярно докладывал в МИД. В одном из донесений он даже предлагал Горчакову высадить в гаванях Приморской области десанты, заложить посты, не дожидаясь результатов переговоров и ратификации договора. Что и было чуть позднее исполнено Муравьевым-Амурским, который распорядился отправить сотню стрелков и основать посты Владивосток и Новгородский.

В ответных письмах, которые приходили через 3-5 месяцев, Горчаков ободрял Игнатьева и однажды посоветовал иметь в виду на крайний случай вариант Путятина, то есть улучить момент, примкнуть к союзникам, идти с ними на Пекин, выступить в качестве посредника и миротворца, а в награду потребовать от Китая ратификации Айгунского договора.

Как ни странно, именно так все и вышло. И даже еще лучше.

Препятствий становилось всё больше

Летом 1860 года 20-ти тысячный корпус союзников в Шанхае готовился к походу на Пекин. Как и двумя годами раньше, их корабли должны были собраться в Печелийском (Бохайском) заливе, разгромить крепость Дагу, защищавшую вход в реку Пейхо (Хайхэ), подняться по реке до Тянцзина и далее, если китайцы к тому времени не запросят мира, идти на Пекин.

Штурм Дагу. Фото: Фото предоставлено А. Ткачевым

Чтобы попытаться исполнить план Горчакова и примкнуть к союзникам, Игнатьеву нужно было выехать из Пекина к морю, где его должны были ждать русские корабли. Но теперь китайцы, опасаясь союза России с Европой, отказались его выпускать. После многочисленных и безрезультатных просьб было решено бежать.

Заранее по Пекину были распущены ложные слухи, где и в каком направлении состоится побег. И рано утром 16 мая после напутственного молебна из Южного подворья выехали несколько повозок в сопровождении двух казаков и направились к ближайшим к подворью Южным воротам. Две повозки были с «секретом»: у них были распилены оси и скреплены временными муфтами так, что, дернув за веревку, муфты можно было сдвинуть, создав полное впечатление сломанных осей. Командовал повозками камердинер Игнатьева Митя Скачков.

Через некоторое время после отъезда повозок из подворья выехало два экипажа с сотрудниками посольства, и были вынесены носилки посланника. Носилки были закрыты паланкином, но в них никого не было. Игнатьев в военной форме выехал из подворья верхом и никем не узнанный отправился вслед передовым повозкам.

В нужный момент, когда по сигналу Скачкова повозки заблокировали ворота и стражники бросились к ним, в суете Игнатьев выехал за ворота и уже снаружи дожидался всего кортежа. Тут же они отправились к Бей-Тан.

Все офицеры во время этой операции были вооружены револьверами, хотя, по мнению Игнатьева, погоня им не угрожала. Он был уверен, что на вооруженных русских офицеров китайцы напасть не посмеют.

И чем дальше от Пекина, тем любезнее и радушнее становились чиновники. Предлагали квартиры для ночлега, посещали с визитами… «Для пущей важности» Игнатьев многих из них перепоручал А. Татаринову.

В порту Бей-Тан его уже ждали русские корабли. Перед отплытием Игнатьева посетил местный китайский сановник. Ему было замечено, что если бы не упрямство пекинских чиновников, особенно Су Шуня, то И-Даженю, возможно, удалось бы и войну предотвратить, и Пекин спасти от разорения, а теперь Бог знает… Этот тезис Игнатьев потом часто повторял на встречах с китайцами разных чинов и званий на обратном пути к Пекину.

В Шанхае русский посланник познакомился с уполномоченными лицами союзников. У англичан это был бывший губернатор Канады лорд Элджин, мечтавший стать вице-королем Индии. У французов – барон Гро, страстный путешественник и фотограф. Обоим Игнатьев отправил официальное письмо, в котором пошел на военную хитрость и солгал, сообщив, что все проблемы между Россией и Китаем улажены, и он присоединяется к экспедиции только в качестве миротворца и добровольного помощника, так как у европейских стран общие интересы, и они должны помогать друг другу.

Уполномоченные встретили русского посланника настороженно и даже высокомерно, что неудивительно, учитывая разницу в возрасте – лорду Элджину было 49 лет, а барону Гро – 67! Они опасались его и как свидетеля своих «ратных подвигов»… Кроме того, ходили слухи и даже в английских газетах, что это русские помогли китайцам в прошлом году разгромить союзный флот при Дагу. Кто-то из нападавших якобы даже слышал с крепостных стен команды на русском языке…

Лорд Элджин. Фото: Фото предоставлено А. Ткачевым

А Игнатьев старался эти страхи рассеять. Рассказывал о китайцах – их традициях и привычках… О том, например, что представляться богдыхану должно только на коленях с тремя тройными земными поклонами. Что китайцы уважают только силу и потому, если дело дойдет до переговоров, с малым конвоем идти опасно… И надо сказать, союзники оценили его познания и манеры – молодой русский дипломат свободно владел и английским языком, и французским… И волей-неволей пользовались его советами. Подчас весьма коварными, надо признаться…

Примерно три недели понадобилось союзникам, чтобы собрать 200 своих кораблей в Печелийском заливе и подготовиться к штурму крепости. Кораблями в этот раз они рисковать не стали, а в несколько дней взяли Дагу с суши. После чего 20-тысячный экспедиционный корпус двинулся на Пекин.

Русское посольство за ним не поспевало. Среди шести русский кораблей не нашлось ни одного с мелкой осадкой, чтобы войти в реку. Пришлось снимать все, что можно – даже орудия – с клипера «Разбойник», и только после этого во время прилива он смог «перепрыгнуть» бар Пейхо и сопровождать посольство.

Игнатьев рвал и метал, так как понимал, что после Дагу, китайцы начнут сами искать мира с союзниками, и ему, чтобы продолжить игру, именно в это время необходимо быть рядом. Он написал письмо о. Гурию, в котором просил найти способ сообщить Верховному совету, что может остановить войска союзников, может спасти династию Цин, поможет заключить выгодный мир, но богдыхану сейчас лучше покинуть Пекин…

Не было бы счастья… Если бы Игнатьев шел вместе с войсками союзников, то не смог бы контактировать с местными китайцами без риска себя скомпрометировать. Но он шел вслед, наблюдал бесчинства победителей и… принимал китайских жалобщиков, которые шли к нему в поисках защиты… Время от времени к российскому посланнику за защитой обращались и представители местных властей и купечества… В этом случае он осторожно отвечал, что мог бы помочь, если бы было на то официальное обращение Госсовета…

И в конце концов пошла молва, что, если бы не пекинские чиновники, И-Дажень защитил бы китайцев, а могущественная Россия запретила Англии с Францией воевать с Китаем.

Когда же Игнатьев добрался, наконец, до Тяньцзиня и догнал союзников, то предложил лорду Элджину и барону Гро свои услуги по защите от мародеров местных христиан… И получив горячее согласие, поручил своим подчиненным выдавать всем обратившимся за защитой белые бумажные листочки с надписью «Christian» — «Христианин». Листочки эти китайцы наклеивали на ворота и двери. И вскоре от них отбою не было, так как прошел слух, что «русские бумажки» защищают от грабежей…

17 августа в Тяньцзине начались переговоры союзников с членом Верховного совета Гуй Ляном. Китайский сановник принял все условия ему предъявленные. Но когда по подсказке Игнатьева Гуй-Ляна попросили предъявить свои полномочия, таковых у него не оказалось. Опять же по подсказке Игнатьева это было истолковано как попытка выиграть время для подготовки китайской армии.

28 августа при выезде из Тяньцзиня лорд Элджин посетовал, что, вероятно, это русские расстроили переговоры из желания «довести дело до крайности»…

Следующие переговоры были назначены в городке Тунчжоу, уже под Пекином. Туда была отправлена делегация союзников из 36-ти человек (включая конвой), за которыми увязался и корреспондент лондонской «Таймс» Боулби. И очень быстро враждующие стороны сумели договориться почти обо всем, кроме церемонии представления Уполномоченных богдыхану и сроков отхода союзных войск…

Томас Уильям Боулби, корреспондент Таймс в Китае. Фото: Фото предоставлено А. Ткачевым

Казалось бы, все оборачивалось против России. Но в этот момент «взошла звезда Игнатьева».

Генерал-майор добивается своего

На обратном пути переговорщики вдруг обнаружили, что вышли в тыл огромной китайской армии числом около 60 тысяч человек, включая 8 тысяч монгольских конников.

Также возникшей преградой был изумлен и английский полковник Уолкер, который выехал переговорщиков встречать.

Остановился в ожидании дальнейших распоряжений командования и передовой отряд французов, наткнувшийся на правое крыло китайской армии.

Все были в недоумении, потому что воевать никто уже не хотел. И в этот момент внезапно началась пальба.

Позже выяснилось, что из-за пустяка: французскому офицеру-интенданту понравился вьючный лошак монгольского всадника. И он попытался этого лошака отобрать. Завязалась драка, свидетелем которой стал полковник Уолкер. На подмогу монголу подоспели еще несколько всадников. Уолкер, обнажив саблю, поскакал на выручку французу. Саблю у него отобрали, ей же рассекли Уолкеру голову. И когда он с окровавленной головой скакал вдоль китайских укреплений, по нему раздалось несколько выстрелов – сначала из ружей, а потом и из пушек…

Услышав пальбу, командир передового французского отряда скомандовал атаку и смял правое крыло китайской армии. Во фронт ударили подоспевшие англичане… Китайская армия была разбита за несколько часов, но… парламентеры остались в руках китайцев! Некоторых из них казнят сразу же, некоторых замучают до смерти, в том числе и Булби… Живыми в итоге вернутся только 13 человек. И поможет вернуть их Игнатьев.

И вот теперь он уже точно был необходим обеим сторонам как посредник.

Чтобы отбить заложников, союзники ринулись на Пекин, как стадо разъяренных быков. Наткнувшись на летнюю резиденцию богдыхана, дворец Юаньминъюань, они разграбили его и сожгли. Богдыхан бежал из Пекина.

Вместе с драгоценностями в Юаньминъюань союзники захватили и архив Верховного совета и в том числе всю переписку с ним русского посланника. К счастью, барон Гро, в чьи руки попали документы, вникать в них не стал, а по-дружески вернул Игнатьеву.

Сам Игнатьев в это время буквально метался между Элджином и Гро, стараясь остановить наступление. «Если падет династия Цин, то с кем союзники будут подписывать договор? Кто заплатит им контрибуцию? Вместо этого им придется создавать в Китае новую власть, нести новые расходы!» И под стенами Пекина союзники-таки остановились. Но потребовали передачи контроля над хотя бы одними городскими воротами. Что и было исполнено.

И первым, кто вошел через них в Пекин, опередив всех, был, разумеется, Игнатьев. Причем, обставил он это очень торжественно, чтобы все китайцы видели, кто здесь главный. Когда тщеславный Элджин узнал об этом, то был очень раздосадован.

И-Дажень подписывает Пекинский договор

Как только И-Дажень прибыл в русское подворье, его сразу же посетила китайская делегация с просьбой о посредничестве. Игнатьев выставил ряд условий: во-первых, чтобы князь Гун Цин Ван, который в отсутствие императора вел все официальные дела, обратился к нему с официальной письменной просьбой о посредничестве; во-вторых, чтобы китайское правительство не скрывало от него никаких своих действий с европейцами и ничего не предпринимало, не спросив у него предварительного совета; в-третьих, чтобы Гун Цин Ван обязался признать и утвердить Айгунский договор, а также согласился на разграничение по Уссури до Кореи.

Китайцы в свою очередь просили смягчить притязания европейцев, которые, кроме немедленной выплаты за погибших компенсации в 500 тысяч лан, требовали наказания виновных, уничтожения до основания Летнего дворца и проч., угрожая в противном случае штурмом Пекина…

Игнатьев пообещал содействие по 9-ти пунктам из 10. Отказался лишь участвовать в церемонии подписания договоров с союзниками. Зато согласился до тех пор отложить подписание договора Китая с Россией и гарантировал князю Гуну полную безопасность при подписании всех договоров. И в дальнейшем все стороны свои обязательства исполнили.

Айсиньгёро Исинь Князь Гун. Фото: Фото предоставлено А. Ткачевым

Источник: https://primamedia.ru/news/470754/