Император отделался лёгким испугом. Во французской армии говорили, что Платов обещал руку своей дочери тому, кто доставит ему Наполеона живым
Широкому кругу любителей истории, наверное, известен любопытный факт нападения русских казаков на Наполеона во время Отечественной войны 1812 г., который чуть не привел к пленению или гибели прославленного полководца. Гораздо меньше читателей знают, что таких нападений было два.
Первый, самый известный случай произошел 25 октября 1812 г. под Малоярославцем на пути отступления французской армии. Он подробно описан в мемуарах французского генерала-адъютанта Жана Раппа:
«Наполеон ночевал в полумиле от Малоярославца. На другой день мы сели на колей в 7 час. 30 мин., чтобы осмотреть место, на котором накануне сражались. Император находился между герцогом Виченским (Коленкуром), принцем Невшательским (Бертье) и мною. Едва мы успели оставить шалаши, где провели ночь, как появились тучи казаков. Они выезжали из леса, находившегося впереди нас на левой стороне. Так как они были построены довольно правильно, то мы приняли их за французскую кавалерию.
Герцог Виченский первый догадался.
— Государь! Это казаки.
— Не может быть, — отвечал Наполеон.
Они уже скакали на нас, оглашая воздух ужасными криками. Я схватил лошадь его за узду и быстро поворотил ее. «Да, это наши». — «Это казаки, не медлите!»
— Точно они, — сказал Бертье.
— Тут нет ни малейшего сомнения, — прибавил Мутон.
Наполеон дал несколько повелений и отъехал. Я двинулся вперед с конвойным эскадроном; нас опрокинули; лошадь моя, получив удар пикою в шесть пальцев глубины, повалилась на меня; мы были затоптаны этими варварами.
К счастью, приметив артиллерийский парк в некотором расстоянии от нас, они бросились на него. Маршал Бессьер успел между тем прибыть с конногвардейскими гренадерами».
Несколько иначе рассказывает об этом в своих воспоминаниях Коленкур. Он пишет, что темнота не позволила сразу распознать казаков и лишь выкрики последних выдали их. «Надо признаться, — вспоминал обер-шталмейстер, — мы были слишком далеки от мысли о возможности встретить казаков среди биваков нашей гвардии и обратили мало внимания на первые услышанные нами крики. Лишь когда крики усилились и начали раздаваться рядом с императором, генерал Рапп, ехавший впереди с графом Лористоном, графом Лобо (Ж. Мутоном), графом Дюронелем, офицерами для поручений и передовым отрядом конвоя, подскакал к императору и сказал ему: «Остановитесь, государь, это казаки». — «Возьми егерей из конвоя, — ответил ему император, — и пробейся вперед». Возле нас оставалось не больше 10—12 егерей, и они сами уже пробивались вперед, чтобы соединиться с авангардом… Возле императора были только князь Невшательский и я. Мы все трое держали в руках обнаженные шпаги. Схватка происходила очень близко, все ближе и ближе к императору: он решил проехать несколько шагов и подняться на вершину холма, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. В этот момент к нам присоединились остальные егеря из конвоя…»
Кое-какие новые подробности можно прочитать также в записках офицера для поручений капитана Гаспара Гурго. По его свидетельству, для того, чтобы задержать казаков, имелись лишь два-три взвода личного конвоя императора.
Когда казаки обнаружили, что перед ними столь незначительный отряд гвардейских кавалеристов, они с криками обрушились на него и мгновенно окружили со всех сторон. Взвод польских шволежеров (легкоконных) лейтенанта И. Хемпеля, конно-егерский взвод и (предположительно) взвод гвардейских драгун вступили в горячую рукопашную схватку с казаками. Пока происходили эти события на дороге, главные силы Иловайского 3-го атаковали французский артиллерийский парк и бивак, причем казаки, вместо того, чтобы попытаться взорвать заполненные снарядами зарядные ящики, занялись грабежом повозок и увозом пушек, в которые они впрягали своих маленьких донских лошадок.
Неравный бой между сотнями казаков и слабыми взводами императорского конвоя продолжался недолго. На помощь последним подоспели эскадроны эскорта, примчавшиеся во весь опор от Городни. Первым прибыл 1-й эскадрой 1-го гвардейского легкоконного полка во главе с начальником эскадрона Козетульским, а вслед за ним — 3-й эскадрон гвардейского конно-егерского полка под командой начальника эскадрона Кирманна. Барон Ян-Ипполит Козетульский, чье имя было известно всей наполеоновской армии после блестящего подвига этого офицера в бою под Сомосьеррой (в Испании, 30 ноября 1808 г.), где он руководил знаменитой конной атакой, одним из первых врезался в гущу казаков. Ударом пики он был тяжело ранен и сброшен с коня, но капитан Станислав Хемпель, заменив его во главе 1-го эскадрона, продолжил лихую атаку польских шволежеров. Последние, как известно, были вооружены пиками, отобранными ими у австрийских улан в битве под Ваграмом (6 июля 1809 г.). Эти пики имели длину 287 см, в то время как и остальных легкоконных полках французской армии они были на 15 см короче. Это оружие, которым поляки владели великолепно, лишило казаков, также использовавших в рукопашном бою пики «дончихи», их основного преимущества.
Барон Франсуа-Антуан Кирманн поддержал атаку поляков своим эскадроном гвардейских конных егерей, и оба эти эскадрона, пробив себе путь холодным оружием и огнем из пистолетов, соединились с передовыми взводами конвоя, сражавшимися в окружении казаков. Донцы, однако, по-прежнему имели значительный численный перевес над гвардейским эскортом (вместе с тремя взводами конвоя два эскадрона гвардейской кавалерии насчитывали не более 300 всадников). Бой продолжался еще какое-то время, пока прибытие маршала Ж.-Б. Бессьера (герцога Истрийского), прискакавшего с двумя другими эскортными эскадронами (драгунским и конно-гренадерским), не внесло окончательный перелом. Казаки, атакованные французскими кавалеристами не только на дороге, но и среди повозок и орудий гвардейского артиллерийского парка, не выдержали стремительного удара и обратились в бегство. Большая часть орудий, захваченных ими ранее, была отбита. Казаки, тем не менее успели увезти 11 пушек и даже переправить их по плотине на правый берег Лужи.
Тяжелую рану получил адъютант маршала Бертье капитан Шарль-Эмманюэль Лекуте де Кантлё. Этот офицер сразил в рукопашной 1 казака и вооружился пикой последнего. С «дончихой» в руке, одетый поверх мундира в зеленый редингот и потерявший в схватке свой головной убор, он был по ошибке принят гвардейским конным гренадером за казака и пронзен саблей насквозь.
Итак, картина в целом вполне ясная. Наполеон со своей свитой, находясь в тылу, подвергся нападению казаков. Эскадрон конвоя и генерал Рапп бесстрашно пожертвовали собою, чтобы отвлечь внимание казаков от Наполеона и его свиты, «отъехавших», как вежливо пишет Рапп. Но эскадрон был смят, и если бы не артиллерия, на которую позарились казаки, вряд ли Наполеону удалось бы «отъехать».
Существует также официальный бюллетень французской армии , где эта история описана следующим образом:
«Император перенес главную квартиру свою в деревню Городню. В семь часов утра шесть тысяч казаков, прокравшись лесом, произвели общий набег при криках ура в тыл позиции, причем взяли шесть орудий в парке; герцог Истрийский (Бессьер) быстро двинулся со всей гвардейской кавалерией. Он осыпал сабельными ударами эту орду, опрокинув ее, втоптал в реку, возвратил взятую артиллерию и отбил несколько фур, принадлежащих неприятелю; 600 казаков убито, ранено и взято в плен. 30 гвардейцев ранено и убито. Под дивизионным генералом Раппом убита лошадь».
Официальный документ служит прекрасной иллюстрацией того, как работает пропаганда. Здесь описано лишь само событие, о присутствии Наполеона упоминает вскользь. Потери казаков непомерно преувеличены, а потери французов явно преуменьшены. Достаточно вспомнить «затоптанный» эскадрон из рассказа Раппа, о котором не упоминается в бюллетене. Численность казачьего отряда Иловайского 3-го, который произвел нападение, не превышала 3-4 тысяч человек.
Денис Давыдов в своем «Разборе трех статей, помещенных в записках Наполеона» приводит сообщения Раппа и французского бюллетеня, сопровождая их следующим комментарием:
«Это дело, называемое во французской армии «Le hourra de L’Empereur» (императорское ура), случилось на другой день после Малоярославского сражения. До рассвета Платов отрядил часть своего летучего корпуса с генералом Иловайским за р. Лужу несколькими верстами выше Малоярославца, с тем, чтобы действовать в тыл неприятельским войскам, сражавшимся накануне перед этим городом и стоявшим еще на поле сражения. Иловайский ударил на артиллерийский парк, который состоял из 40 орудий и ночевал на Боровской дороге во время проезда Наполеона из Городни в Малоярославец, где находились войска вице-короля Итальянского. Казаки бросились частью на парк, а частью на Наполеона и его конвой. Если бы они знали за кого они, так сказать, рукой хватались, то конечно не променяли бы этой добычи на 11 орудий, отбитых ими из парка и которые, невзирая на слова Раппа и 27-го бюллетеня, остались в их (казаков) власти и никогда не были обратно взяты французской кавалерией. Поистине, эта кавалерия преследовала казаков, но уже в то время, как казаки сами сочли нужным возвратиться к глазным силам. Преследование продолжалось до реки, которую казаки перешли в брод вместе с отбитыми пушками, и огонь из двенадцати орудий Донской артиллерии, открытый Платовым с правого берега реки Лужи, разом остановил напор неприятельской кавалерии. Она отступила без преследования.
Не менее ложно показание бюллетеня, относительно числа людей у нас убитых, раненых и взятых в плен, а равно и отбития казачьих обозов. У казаков и партизан нет других повозок, кроме тех, которые они отхватывают у неприятеля, да и они этими повозками пользуются лишь для дальних предприятий, а не для набегов, продолжающихся несколько часов».
И далее, Давыдов рассказывает о другом, менее известном случае нападения русских партизан на императора французов.
«Партизан Сеславин занял с боя местечко Забреж, в коем взял генерала Доржанса и одиннадцать штаб — и обер-офицеров. 23-го октября (4-го ноября) Наполеон, оставя Молодечно в девять часов утра, перенес главную квартиру в Бьеницу. Луазон должен был прибыть в Ошмяны на другой день; а так как Сморгони и Молодечно были заняты войсками, то, пользуясь безопасностию пути сообщения, Наполеон решился оставить армию и приступил втайне к исполнению сего намерения. 24-го октября (5-го ноября), в восемь часов утра, он оставил Бьеницу и приехал к Сморгони в час пополудни. Там, окончательно приготовясь к отъезду, он собрал генералов: Мюрата, Евгения, Бертье, Нея, Даву, Лефебра, Мортье и Бессьера, объявил им, что оставляет армию и едет в Париж, где присутствие его необходимо, сдал начальство Мюрату и в семь часов вечера отправился в путь в обыкновенной своей карете, за коей ехали сани. Он взял с собою только генералов: Коленкура, Дюрока и Мутона.
Первый сидел с ним в карете, два последние в санях; на козлах сидели мамелюк и ротмистр польских гвардейских уланов, который должен был служить за переводчика. Он ехал тайно под именем герцога Виченского и, полагая, что путь никем не угрожаем, взял в прикрытие одни слабый конвой неаполитанской кавалерии.
«Луазон только что прибыл в Ошмяны после полудня, и по причине жестокой стужи разместил войско свое по домам. Русский полковник Сеславин, шедший также на Ошмяны, но боковыми путями, лежащими на левой стороне большой дороги, прибыл в сумерки пред сие же местечко с гусарским полком, казаками и орудиями. Не зная, что местечко занимаемо пехотною дивизиею, он ворвался в него с кавалериею, но немедленно был принужден оное оставить. Сделав несколько выстрелов из орудий, он расположился на биваках, в малом расстоянии от дороги. Наполеон благополучно доехал до Ошмян, но легко, однако, мог попасть в руки Сеславина, что, несомненно, случилось бы, если б партизан сей знал об его проезде».
«Дело сие произошло так. За один час пред въездом в Ошмяны Наполеона Сеславин, но зная и быв в невозможности знать об этом обстоятельстве, но только искавший неприятеля и кипящий желанием сразиться где бы и с кем бы то ни было, ворвался в Ошмяны с Ахтырскими гусарами и с казаками, в одно время как орудия его открыли огонь по магазину, находившемуся в местечке; главный караул, стоявший у квартиры, приготовленной для Наполеона, был изрублен, и магазин обуялся пламенем. Французские войска, рассеянные по домам от стужи, стали выбегать к ружью, смущенные и в беспорядке, который умножаем был мраком вечера. Некоторые войска, объятые страхом, побежали по дороге к Табаришкам, но другие, находившиеся вне местечка, бросились в опое и открыли со всех сторон огонь по Сеславину. Не имея пехоты, он отвечал им саблями и дротиками, но видя, что борьба не под силу, он принужден был оставить местечко. В сию минуту Наполеон въехал в Ошмяны и, переменя лошадей, отправился чрез Медники в Вильно, а оттуда во Францию.
Будь атака сия часом позже, то Наполеон не избежал бы плена. Конечно, подобная развязка была бы против правил драматического искусства и выгод парижских рестораторов, красавиц Пале-Ройяля и наших вооруженных путешественников, совершивших на чужой счет столь неожиданное путешествие; зато какая слава для русских: мы все кончили бы дома… и без чужеземцев!»
Источники:
Разборъ трехъ статей, помѣщенныхъ въ запискахъ Наполеона, Денисомъ Давыдовымъ. Москва. Въ типографіи Семена Селивановскаго, 1825
В. Ладухин, интендант 1-го ранга. Малоизвестный эпизод из Отечественной войны 1812 г. // «Военно-исторический журнал» №6, 1940 г., стр. 133-134.
Васильев А. А. ИМПЕРАТОРСКОЕ «УРА». Бой казаков с конвоем и свитой Наполеона под Городней 13 (25) октября 1812 года глазами очевидцев // Калужская губерния в Отечественной войне 1812 года. Материалы научной конференции, посвященной 181-й годовщине Малоярославецкого сражения. 23 октября 1993 г. – Малоярославец: ГП «Малоярославецкая типография», 1994.
Ссылка на историю https://zaist.ru/~i3NYs
