Существует известный образ, во многом сформированный советской литературой и кинематографом, что дворяне в крепостной России на фоне бесправного крестьянского населения были просвещенным людьми. На деле же по части дикости, невежеству и жестокости многие из них оставляли далеко позади себя тех, кого принято относить к «безмолствующему большинству».
Многие помещики разделяли самые примитивные предрассудки простонародья, например, про колдовство и порчу. Например, в 1730 году помещик Лука Малинский назвал свою крепостную Матрену Перистую ведьмой. Женщину несколько дней жестоко пытали, а затем сожгли заживо. Не отставали от помещиков и назначенные ими управляющие. Например в 1758 году управляющий графа Тышкевича хвастался барину, что сжег за колдовства шесть ведьм. Причем из донесения следует, что в том краю охота на ведьм стала настоящей войной. Один помещик даже выбил из крепостной крестьянки «признание» и она «с великим отчаянием отправилась на тот свет».
Всем известна история серийной убийцы и садистки Салтычихи. Но в ее время действовали и другие маньяки в париках. Один помещик убил нескольких человек за то, что они его.. сглазили.
Про сексуальное насилие над крепостными тогда говорили как про само собой разумеющееся. Крепостные гаремы, издевательства, совращение малолетних скрашивало досуг дворян. Редко когда возмездие настигало мерзавцев. Но все же такое случалось. В 1809 году за изнасилование своей малолетней сестры крепостной зарубил топором своего помещика фельдмаршала Михаила Каменского. Кстати, за это несколько сотен крестьян сослали в Сибирь.
В чем помещики были мастера, так это в организации разнообразных пыток и наказаний. Например, по свидетельству Петра Долгорукова помещик граф Оттон-Густав Дуглас изобрел особый род порки. Несчастных крестьян били кнутом до крови, посыпали раны порохом и поджигали их. Дуглас называл такие экзекуции «фейерверками на спине».
Надо ли удивляться тому, что империю всегда лихорадило от крестьянских бунтов и восстаний. И крестьяне готовы были видеть спасителя и мстителя в ком угодно: в Разине, Пугачеве и даже в Наполеоне.
Глеб Таргонский
