Появление Оленьки Параевой вызвало необычайное оживление среди разведчиков. Некоторые моряки вспоминали старую примету о незавидной судьбе корабля, который примет на борт женщину. «Да какая она женщина — девчушка!» говорили те, кто с особым усердием стал следить за своей внешностью. Едко подтрунивали над мнимо больными, повалившими на прием к «доктору», у которого чуть скуластое с румянцем личико и озорные серые глаза с необычайно длинными ресницами. Я демонстративно высказывал свое равнодушие к «разведчику в юбке», зло подшучивал над ее пациентами и поплатился тем, что совершенно неожиданно стал объектом внимания Ольги Параевой. Ей не понравилась моя пышная шевелюра. В присутствии других разведчиков Параева сделала мне замечание и посоветовала постричься. — Что вы, Олечка! — тут же вмешался в разговор Витя Тарзанов. — У Леонова вся сила в волосах, как у Черномора — в бороде. Читали «Руслан и Людмила»? Но Параева совершенно серьезно смотрела на меня и только мигала своими длинными светлыми ресницами.
«- Разве у вас прическа? — спрашивала она, явно недовольная тем, что мне как разнравилось. — Лес дремучий! И потом — это же негигиенично! Хотите, Леонов, я сама вас подстригу? Аккуратненько… — Конечно, хочет! Что за вопрос! — увивался вокруг Параевой Витек. Принести ножницы? Мы его мигом из Черномора в Беломора превратим. Я вспылил и сказал Параевой, чтобы она оставила меня в покое. Мне этого показалось мало, и я посоветовал Параевой заниматься лучше мазями и таблетками для своих пациентов. Их и без меня хоть отбавляй. — Вот какой вы!.. Параева смутилась и отошла. Через два дня уже при совершенно иных обстоятельствах Параева припомнила мне этот разговор. В первом рейде на мыс Пикшуев я больше наблюдал за боем, чем активно в нем участвовал. Сразу после высадки меня ранило: осколок мины впился в правую ступню. Боец, раненный в тылу врага, особенно остро переживает свое бессилие. Он видит, как трудно товарищам, не может им помочь, и сам им в тягость, если рядом нет санитара. Я находился в небольшой группе Клименко.
«Чтобы не ослабить группу, я отказался от сопровождающего и попросил лейтенанта оставить меня одного пусть все следуют по своему маршруту. Разрезав голенище, Степан Мотовилин снял с меня сапог и перевязал раненую ногу. Клименко, оставив мне запасной диск к автомату и две гранаты, сказал: — Это на всякий случай… Спрячьтесь в камнях и дадите. После боя придем за вами. — Не тужи, Виктор, придем! — подбодрил меня Степан и побежал догонять ушедших вперед разведчиков.
«Вдруг я решил, что рана у меня пустяковая и я смогу двигаться. Встал, попробовал опереться на пальцы правой ноги и тут же прикусил губу, чтобы не выдать себя криком. Настороженно оглядываясь по сторонам, я пополз. Нестерпимо болела раненая нога, ломило шею. Потом началось головокружение. Ощутив слабость во всем теле, я уже пожалел, что покинул место, где меня будут искать. Теперь я не найду этого места и могу заблудиться. Выстрелы прекратились. По ним нельзя ориентироваться. За каждым чахлым кустом, за каждым камнем чудилась мне засада. Отчаяние придало силы и, прыгая на одной ноге от камня к камню, я забирался все выше на вершину мыса. Я догнал разведчиков, чтобы тут же с ними расстаться. Майор Добротин приказал Паранвой остаться со мной.
- Что у вас? — недовольным тоном спросила Параева, когда мы остались одни. От этого тона мне стало не по себе. — Ничего! — грубо отозвался я и отвернулся. — Отдохну и пойду дальше. А вы, между прочим, можете сейчас идти. Я вас не задерживаю. — Послушайте, Леонов, вы не в базе, и мы не о прическе спорим. Что за капризы?..
«Мне нисколько не легче оттого, что санитар рядом. Параева нервничала: где-то впереди раздались выстрелы, застрочил пулемет… — Слышите? — Ольга тревожно посмотрела на меня. Я не выдержал, закричал: — Что ж вы сидите? Там бой идет. Бегите туда! — Но майор? Он мне приказал… — А мы, Оля, — я первый раз назвал ее по имени, — вместе пойдем.
Из воспоминаний Виктора Леонова
