В завершении разговора о Варфоломеевской ночи (часть 7)

Дабы логически завершить разговор о Варфоломеевской ночи и событиях, ей предшествовавших, нельзя просто так взять и не охарактеризовать то, как отнеслась к этим событиям европейская общественность. Те, кто пропустил предыдущую часть — вашему вниманию тег https://russiangiant.ru/wp-admin/post.php?post=9543&action=edit
Ну или ждите лонгрид, который позволит ознакомиться с постами цикла в полном объеме.

И начнем мы, пожалуй, с двух форпостов католицизма в Европе — Испании и, собственно, Рима.

Когда говорят о реакции испанцев на Варфоломеевскую ночь, сразу вспоминается факт, что король Филипп II впервые за много лет улыбнулся именно в тот день, когда узнал о бойне на парижских улицах. Этот факт используется в качестве аргумента в пользу того, что король Испании был отбитым на весь мозг фанатиком-католиком. Да, отрицать истовый католицизм Филиппа, правившего по принципу «Лучше пустыня, чем страна, кишащая еретиками», — глупо. Но улыбался Филипп по другой причине.

Чтобы понять эту причину, стоит глянуть на карту и вспомнить внешнеполитическое положение Испании в 70-е годы XVI века. Напомним, что Франция готовилась к войне, во Фландрии гезы захватили часть провинций. Конечно, угрозу южной Фландрии удалось парировать, но уделив много внимания югу, испанцы упустили север. Но, как мы помним, выбора у Альбы особого не было. Сил у него хватало либо на север, либо на юг. После битвы Лепанто 1571 года турецкая угроза уменьшилась, но не снялась, начались проблемы с Англией. Если бы еще напала и Франция — сил у Испании могло не хватить. А тут — такой подарок. Мало того, что наступление откладывается, так еще и во Франции начинается новая Гражданская война, то есть теперь французы на долгое время небоеспособны и выведены из большой политики. Было от чего улыбаться.

30 августа известия о Варфоломеевской ночи доходят до гарнизона Монса. В этот же день герцог Альба начал осаду города, четко рассчитав эффект от вестей из Франции. 21 сентября Монс сдался. При этом Альба, этот «Железный Герцог» и «Черная Легенда» Нидерландской революции, пленных французов-гугенотов просто отпустил. Этот ход герцога был настолько внезапен и настолько благороден, что Англия начала с ним новые переговоры, а французские гугеноты на время отказались от поддержки Оранского.

Затем Филипп через своего посла Сунигу спрашивает и о флоте, который готовится к выходу в Бордо под командованием адмирала Строцци. Сунига в ответ пересылает письмо королевы-матери, адресованное Строцци:

«Сего дня, 24 августа, адмирал и все гугеноты, которые были в Париже, убиты. Посему поспешите уведомить всех, что Вы — хозяин Ла-Рошели, и поступите с гугенотами так же».

Но Строцци, как и Альба, тоже профессионал, он против бессмысленного кровопролития. Строцци ограничился тем, что пообещал ла-рошельцам перевезти их во Флориду вместе с семьями. На что был послан далеко и надолго — корсарский флот гугенотов ушел в родную гавань, а Ла-Рошель закрыла перед Строцци ворота. Более того — после Варфоломеевской ночи гугеноты просто не хотели жить в одном государстве с католиками. Совет Ла-Рошели обращается к Елизавете Английской с просьбой высадиться на юго-западе Франции и при помощи гугенотов захватить эти земли. Они напоминают Елизавете, что она имеет на эти земли все права — Аквитания не забыла, что была английской.

В Риме известия о Ночи святого Варфоломея сначала вызвали бурное ликование. Папа Григорий XIII приказал отчеканить соответствующую медаль, гремели фейерверки, на всех углах раздавалось «Te Deum laudamus» («Тебя, Боже, хвалим!»).

Но вскоре до Рима дошли новости о том, что произошло на улицах Парижа. и отношение к резне медленно начинает меняться. Так, папа отказался принять прискакавшего в Рим Моревера, сказав: «Я скорблю, что среди стольких мертвых невинных ничуть не меньше, чем виновных».

Особое озлобление Рима вызвало то, что Париж под дело о резне в ночь Св. Варфоломея начал требовать денег. Вообще желание получить гешефт на крови было манией Екатерины Медичи весь остаток 1572 года. Но ей отказывали везде — в Испании, в Венеции, в Риме, в Италии. Неожиданно Францию начали сторониться, кроме тех дел, которые без ее участия решить было нельзя. Попытка опять женить либо Анжуйского, либо Алансона на испанской или португальской инфанте просто провалилась — с французами после Варфоломеевской резни никто не хотел родниться.

Наоборот, и Испания, и Рим выставляли Франции новые условия, в частности вступление в Христианскую Лигу. А Христианская Лига означала для Франции разрыв с Турцией, на что Франция пойти не могла никак, ибо это ставило ее в подчиненное положение к Испании, и берберийские пираты принялись бы за ее южные берега с большим удовольствием.

Венеция на словах поздравила Францию с избавлением от гугенотской угрозы, но резко перекрыла кредиты — все свободные средства направлены на войну с турками.

Когда до Елизаветы Английской дошли новости о ночи святого Варфоломея, то они повергли ее в ступор. Она сразу же прекратила все разговоры о союзе и сватовстве Алансона. С одной стороны английская королева понимала, что Франция ей нужна для будущих политических игр, с другой — поддержи она сейчас Карла IX и Медичи — и все протестанты отвернутся от нее. Все призывы Екатерины о том, что Байоннская конвенция с Англией продолжает действовать, прошли мимо ушей островитян. Елизавета не поддержала гугенотов (ибо считала, что у них после резни нет реальной силы), но не собиралась и вступать в союз с пост-варфоломеевской Францией.

Как пишет историк Филипп Эрланже:

«Во время резни на глазах у английского посла убили двух его слуг и одного протестантского священника. Сам он оказался в опасности настолько, что герцог де Невер выставил стражу вокруг его дома. Во время первого же затишья он покидает эту резиденцию, так опасно расположенную — в предместье Сен-Жермен, — и бежит искать защиты… дона Диего де Суниги, живущего неподалеку. Именно здесь предложено убежище старому Брикемо, одному из подчиненных Колиньи, чудом спасшемуся».

Резко осудил произошедшее в Париже Иван IV Грозный. Русский царь в своем послании кайзеру Священной Римской империи Максимилиану II написал:

«А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил».

В общем, если подвести итоги, Варфоломеевская ночь низвергла Францию в политический бойкот со стороны других стран, хотя все на словах признавали — да, конечно же, ничего необычного. Король имел право так поступить.

В качестве логического завершения статьи — небольшой эпилог о том, что стало с главными действующими лицами этой кровавой драмы.

Карл IX скончался 30 мая 1574 года в тяжких мучениях, кровь сочилась из кожи, харкал кровью от туберкулеза. Повторял ли он при этом присказку про замок, как в красках написал Дюма и в не меньших красках показали режиссер Муратов и актер Ефремов, нам не известно. Детей у него, не считая бастарда от любовницы — протестантки Мари Туше — не было.

Герцог Анжуйский, он же король Генрих III сначала потерял единственную женщину, которую он действительно любил (Марию Клевскую, умершую при родах 30 октября 1574 года), потом стал бисексуалом, а позже — просто геем, что и стало причиной прекращения рода Валуа. Смерть его от ножа Жака Клемана была окончательной расплатой за Варфоломеевскую ночь.

Франсуа Алансонскому бог, если он есть, отказал во всех его честолюбивых мечтах — он не смог стать ни королем английским, ни графом Фландрским, не получил корону Франции, и умер от сексуального истощения и приступа туберкулеза.

Де Гиз так и не стал первой скрипкой при французском дворе, не смог стать королем Франции, и кончил паршиво — когда капитан Сорока Пяти Луаньяк всадил ему кинжал в бок, а Рене де Сент-Малин (опять-таки персонаж «45-ти») — шпагу в горло.

Сюда же укладывается и смерть Наваррца, который во время резни поддался слабости, но перед смертью все же добился максимального успеха, что можно считать наградой за веру и удачливость с точки зрения кальвинизма.

К слову, именно Генриху удалось сделать то, чего не получилось у Колиньи и Екатерины Медичи — при его дворе мирно сосуществовали и католики, и гугеноты. Герцог Бирон, посетивший Нерак в 1578-м, рассказывал, что католики и гугеноты здесь совершенно не задирают друг друга. Если на охоте кто-то из католиков промахивается, то все шутят, что католический святой отвернулся от бедняги, поскольку он находится в окружении еретиков. Ну а если протестант делает что-то неуклюже, начинают посмеиваться, что это было предопределено Богом, поскольку сегодня он решил немного подыграть своей католической пастве.

Именно в этом и кроется ответ, почему Бурбону-таки удалось стать королем, а радикальные католики большей частью сошли в могилу. https://vk.com/uzhukoffa