Часть 7. Последняя битва императора
Итак, мы оставили Юлиана ищущим полевого сражения с персидским шахиншахом Шапуром II. Разбив персов под стенами Ктесифона, наш герой двинулся вглубь страны, чтобы нанести поражение Шапуру в правильной битве, но ситуация резко изменилась. Вместо генерального сражения, исход которого было трудно предсказать, персы стали активно прибегать к тактике «скифской войны» — той самой, которой в свое время римский консул Квинт Фабий Максим пользовался во время противостояния с Ганнибалом и с которой персы столкнулись во время похода Дария I на скифов. Проще говоря — против Юлиана применили тактику выжженой земли.
Персы забивали скот, травили колодцы, выжигали посевы, а мобильные отряды персидской кавалерии регулярно тревожили римлян атаками в духе «hit and run», сиречь, «укусил-отскочил». Вместе с тем, император как и в былые времена разделял с солдатами все тяготы похода.
Аммиан Марцеллин писал:
«Провиант у нас был на исходе, и мы страшно страдали от невыносимого уже голода, и так как посевы и пастбища были сожжены, и люди, и вьючный скот оказались в очень тяжелом положении, то совсем обнищавшим солдатам была роздана значительная часть того провианта, который везли обозные лошади трибунов и комитов. Император, которому готовили на обед в его простой палатке не какие-нибудь изысканные яства по царскому обычаю, но лишь порцию похлебки, которой не позавидовал бы и рядовой солдат, совершенно не думая о себе, приказал раздать беднейшим контуберниям все, что было заготовлено для царского стола.»
Среди персов нашелся предатель, согласившийся провести римлян через высохшие степи в тыл армии Шапура II. Через несколько дней пути войско Юлиана оказалось в полупустынной местности, где не было источников воды. Проводник, оказавшийся предшественником Сусанина, внезапно исчез, а степь подожгли поджидавшие римлян в засаде персы. В результате этой степной прогулки Юлиан потерял почти две трети своей армии.
К середине июня наметился кризис всей кампании: сражение не состоялось, подкрепления с севера не пришли, а до Суз, которые планировал захватить Юлиан, армия так и не добралась. Императору ничего не оставалось, кроме как повернуть назад. С боями армия двинулась к Тигру и 21 июня достигла великой реки у города Гукумбра, где войска получили возможность отдохнуть и перевести дух.
Казалось, что дела должны пойти на лад, однако в реальности всё стало только хуже: персы наседали всё сильнее, грозя то разгромить арьергард, то разорить обоз, а 25 июня римское войско и вовсе встретилось с одним из сасанидских военачальников, под командованием которого находился внушительный корпус катафрактов, слоны и пехота, включая лучников.
Аммиан Марцеллин писал:
«Когда, продвигаясь дальше, вся армия сошлась в области, именуемой Маранга, на рассвете показались огромные полчища персов, с которыми были Мерен, начальник конницы, с двумя сыновьями царя и множеством знати. То были закованные в железо отряды; железные бляшки так тесно охватывали все члены, что связки совершенно соответствовали движениям тела, и прикрытие лица так хорошо прилегало к голове, что все тело оказывалось закованным в железо, и попадавшие стрелы могли вонзиться только там, где через маленькие отверстия, находившиеся против глаз, можно что-то видеть, или где через ноздри с трудом выходит дыхание.
Часть воинов, готовая сразиться копьями, стояла неподвижно, как будто люди были связаны медными цепями. Рядом с ними были расположены стрелки – этим искусством испокон веков сильны были персы. Широко разводя руки, они натягивали упругие луки, доводя тетиву до правого соска, и зажимая в левой руке стрелу, ловким и умелым толчком пальцев выпускали звонко свистевшие стрелы, наносившие смертельные раны. За ними стояли лоснящиеся слоны; страшный их вид и ужасный хобот внушали едва преодолеваемый ужас; их храп и запах и непривычный для глаз вид еще более пугали коней.»
Несмотря на тяжёлое положение римского войска, отчаявшиеся воины Юлиана сумели одержать верх над персами, хотя и не добились полного успеха: армия Шапура потерпела поражение, но не была рассеяна, а значит и дальше угрожала римлянам. И всё-таки делать было нечего: у римлян не осталось припасов, так что они были вынуждены продолжить движение на виду у противника, чем не замедлили воспользоваться в неприятельском лагере.
Персидская конница регулярно тревожила римлян изматывающими атаками. Двигавшиеся в боевом построении прямоугольником римляне усилили фланги кавалерией, но 26 июня персы предприняли яростную атаку. Атаку, стоившую Юлиану жизни.
Войска персов ударили по арьергарду римлян, а затем начали охват всей армии Юлиана в кольцо. Заслышав о нападении врага, Юлиан решил, как в свое время при Аргенторате, перегруппировать силы и поскакал разобраться в ситуации. Он так спешил к своим солдатам, что в суматохе забыл надеть доспехи. И тут произошло неожиданное. В горячке боя пущенное кем-то копье ударило Юлиана в область печени. Пытаясь вырвать копье правой рукой, Юлиан почувствовал, что грани наконечника копья рассекли ему сухожилия на пальцах. Раненого императора унесли в палатку, где несмотря на все усилия лекарей, спустя три дня Юлиан скончался.
Как пишет Аммиан Марцеллин, бывший с императором в этом походе, когда Юлиана унесли в палатку, солдат охватило невероятное воодушевление, ожесточение и горе побудили их к мести, и они ринулись на персов с удвоенной силой. Жестокая битва шла до самой ночи, и в конце концов персы были отброшены, хотя победа досталась римлянам дорогой ценой.
Пока шла битва, Юлиан лежал в палатке. Оставшиеся часы умирающий император употребил на то, чтобы успокоить друзей и последний раз побеседовать с ними, подобно тому, как вёл себя перед смертью Сократ:
«Слишком рано, друзья мои, пришло мне время уйти из жизни, которую я, как честный должник, рад отдать требующей её назад природе. Не горюю я и не скорблю, как можно думать, потому что я проникнут общим убеждением философов, что дух много выше тела, и представляю себе, что всякое отделение лучшего элемента от худшего должно внушать радость, а не скорбь… Я знаю на опыте, что всякое горе сокрушает малодушных, оказываясь бессильным перед человеком твёрдого духа. Мои поступки не дают мне повода раскаиваться в чём-нибудь, не томит меня воспоминание о каком-либо тяжком преступлении… Я ухожу в радостном сознании того, что где бы ни выставляло меня государство как властный родитель на явные опасности, я стоял недвижимо, привыкнув одолевать бури случайностей… С благодарностью склоняюсь я перед вечным Богом за то, что ухожу из мира не из-за тайных козней, не от жестокой и продолжительной болезни и не смертью осуждённого на казнь, но умираю в расцвете моей славы. По справедливому суждению, в равной степени малодушен и труслив тот, кто желает смерти, когда это не подобает, и кто бежит от неё, когда пришёл его час.»
После этого он захотел разделить личное имущество между близкими друзьями, и узнав, о том, что некоторые из них погибли в этой битве, застонал, хотя к своей судьбе высказывал такое равнодушие. Все присутствующие плакали, но Юлиан упрекал их, а когда все умолкли, заговорил с философами. Рана его раскрылась, и от кровотечения он впал в забытье, очнулся в полночь, попросил холодной воды и умер всё так же легко и спокойно.
Утром 27 июня 363 г. римские полководцы запросили у персов три дня перемирия, чтобы перегруппироваться и избрать нового командующего. После долгих прений на военном совете им стал командир корпуса доместиков Иовиан (363—364). Когда римская делегация пришла на встречу, то персидский командующий удивился тому, что римляне не наказали убийцу Юлиана.
В конце июля в пределы Империи из похода вернулась только 1/10 часть армии, то есть, выжило не более 7 000 воинов из 65 000 чел., перешедших с Юлианом через Абору в апреле 363 г.
Гибель императора в бою породила массу домыслов и слухов. По одной из версий смерть Юлиана была на самом деле самоубийством: поняв, что положение его армии безнадёжно, он искал смерти в бою и кинулся на вражеское копье. Однако ни одно персидское подразделение не получило награды за то, что от их рук пал римский император. Аммиан Марцеллин считал, что гибель Юлиана произошла в результате несчастного случая.
Историк О.В. Вус считает, что Юлиан погиб в бою. В сумятице боя, в клубах песка и пыли, поднятых лошадьми, телохранители потеряли императора. В тот момент, когда Юлиан высоко поднял вверх руки, чтобы показать пехоте, что враг разбит и отступает, внезапно появился конный воин-араб из племени Бану Тайи, и нанес ему удар копьем.
Друг и учитель Юлиана Либаний обвинял в гибели императора христиан. Он писал:
«Кто же был его убийцей? — стремится услышать иной. Имени его я не знаю, но что убил не враг, явствует из того, что ни один из врагов не получил отличия за нанесение ему раны. […]И великая благодарность врагам, что не присвоили себе славы подвига, которого не совершили, но предоставили нам у себя самих искать убийцу. Те, кому жизнь его была невыгодной, — а такими были люди, живущие не по законам, — и прежде давно уже злоумышляли против него, а в ту пору, когда представилась возможность, сделали своё дело, так как их толкали к тому и прочая их неправда, коей не было дано воли в его царствование, и в особенности почитание богов, противоположное коему верование было предметом их домогательства».
В христианской традиции смерть Юлиана описывается так:
«Когда святой Василий Великий молился пред иконою Пресвятой Богородицы, – при которой было изображение и святого великомученика Меркурия с копьём как воина, – чтобы злочестивый царь Юлиан Отступник, великий гонитель и истребитель правоверных христиан, не возвратился из Персидской войны для истребления христианской веры, то увидел, что там, при иконе Пресвятыя Богородицы, образ святого Меркурия сделался на некоторое время невидимым, потом показался с окровавленным копьём. А в то самое время Юлиан Отступник был пронзен на Персидской войне копьем неизвестного воина, который тотчас после того сделался невидим»
О посмертной памяти, которую оставил о себе император Флавий Клавдий Юлиан читайте в 8-й части нашей истории. Называется она «Посмертие»
Часть 8. Посмертие
Иовиан отменил почти все религиозные реформы, предпринятые его предшественником за короткие полтора года правления. Все это он сделал, пребывая в Антиохии — фактической столице римского Востока. Юлиан был похоронен в языческом храме в городе Тарсе в Киликии. Впоследствии его тело было перенесено на его родину в Константинополь и положено в церкви Святых Апостолов рядом с телом его супруги, в пурпурном саркофаге, но без церковного отпевания, ибо тело отступника.
Христианская церковь вернула все свои привилегии, язычество оказалось вновь объявленным вне закона, а нашего героя навечно прокляли и заклеймили прозвищем Отступник. Естественно, после смерти о Юлиане насочиняли самых разных анекдотов о его злодеяниях и прегрешениях. Рассказывали, будто по приказу императора совершались кровавые жертвы, а потом Юлиан повелевал тайно кропить кровью жертв припасы, продаваемые на торжищах, что по его приказу хватали монахинь, насиловали, вспарывали животы и скармливали внутренности свиньям.
Стоит отметить, многие из сочинителей не были даже современниками императора.
Христианский богослов Феодорит так сказал о смерти Юлиана:
«Как бы там ни было, человек ли, ангел ли обнажил меч, бесспорно, что в данном случае он действовал как слуга божественной воли!»
Ему же принадлежит упоительная история о том, что умирающий Юлиан якобы перед смертью произнес слова «Ты победил, Галилеянин!»
Что характерно, судьба самого Феодорита получилась весьма показательной в контексте борьбы язычников и христиан, а также христиан друг с другом. Выступая против язычников, обличая последнего языческого императора, сочиняя про него анекдоты (благо он покойный и возразить не может), борясь с язычниками всю жизнь, Феодорит был объявлен еретиком, а его труды запрещены, для чего был созван аж целый Вселенский собор под председательством одного из самых христианских императоров, которого в свою очередь тоже обвиняют в ереси и отступничестве.
Григорий Нисский писал о Юлиане:
«В нём объединялись все пороки: измена Иероваама, идолопоклонство Ахава, жестокость фараона, храмооскверняющее убеждение Навуходоносора. И все эти пороки соединялись в не имеющей себе равных греховности».
Святой Ефрем разразился целым посланием против Юлиана — «языческого императора», «одержимого», «тирана», «богохульника», «проклятого», «священника идолов»:
«Его тщеславие увлекло к приносящему смерть копью справедливости», которое разорвало «набитое туманными пророчествами колдунов тело», чтобы отправить его в «ад».
Он даже даже выходил навстречу войскам, несущим набальзамированное тело императора, чтобы полюбоваться зрелищем своего мёртвого врага, и писал потом:
«Я шёл, мои братья, и приблизился к трупу нечистого. Я стоял над ним и насмехался над его язычеством».
Поэт Пруденций, хотя и осуждая религиозные взгляды императора, писал:
«Из всех императоров, которые сменялись во времена моего детства, я лучше всего помню его — великого полководца, законодателя, прекрасного оратора, чьи дела не расходились со словами, и больше прочих заботившегося о благе страны».
Юлиан был предпоследним императором Рима, пытавшимся сохранить единую империю. После его смерти империя все быстрее погружалась в пучину кризиса. Его религиозные и политические оппоненты вскоре сцепились между собой, а, казалось, усмиренные враги империи снова пришли в движение. Своей деятельностью он пытался свернуть колесницу истории с ее пути, но как это часто бывает, потерпел неудачу. Величие Рима клонилось к закату. https://vk.com/@uzhukoffa-voiny-i-kampanii-uliana-otstupnika