Широко известный в узких кругах публицист Александр Роджерс не далее как 24 июля 2020 года написал статью, где попытался провести деконструкцию такой исторической личности как кардинал Ришелье, якобы развенчав миф о кардинале, как о государственнике. Попробуем разобрать, что же он написал.
Начинает он с цитирования того самого мема про книгу «Три Мушкетера»: ««Признак взросления – когда в «Трёх мушкетёрах» начинаешь болеть за Ришелье. Государственник, которому мотали нервы четыре алкоголика, дегенерат в короне и три проститутки».
Стоит сказать, что мем весьма далек от реальности. Как хорошо заметил историк Андрей Миллер (он же Блас Руис), на самом деле, Дюма в тексте постоянно делал оговорки на тему «это же другая эпоха, так было принято», поясняя многие моменты морального облика своих персонажей, что уже в 1844 году (когда роман был написан) у читателей могли вызывать вопросы. Это и к теме того, что вообще не очень-то корректно говорить о «государственной измене», когда у нас феодализм пока ещё только переходит в новые социально-политические формации. А более-менее современные понятия «государство», «суверенитет» и так далее — это после 1648, тогда как действие романа — вторая половина 20-х годов XVII века, да и дегенератом в короне, справедливости ради, Людовик XIII не был, просто его фигура оказалась заслонена фигурой Ришелье.
Но это было лирическое отступление. Перейдем к содержанию самой статьи. Начинает Роджерс с пассажа, что в семье дю Плесси, выходцем из которой был наш кардинал, все страдали психическими расстройствами, в частности о том, что Ришелье якобы воображал себя лошадью. Одно но – единственным источником этого утверждения являются «Мемуары о дворе Людовика XIV и регента» за авторством второй жены Филиппа Орлеанского Лизелотты Пфальцской и написаны они спустя 50 лет после смерти Ришелье принцессой, которая родилась спустя 4 года после смерти кардинала и не видела его в глаза.
Далее следует отсылка к «Серому преосвященству» О. Хаксли, что странно. Вообще, когда пишешь о такой фигуре как «Красный Кардинал», надо бы ознакомиться с тем, что написано до тебя, ну и с наследием самого Ришелье, благо и «Мемуары» и «Политическое завещание» давно опубликованы и переведены на русский. Но, видимо, Роджерс не читатель. То, что он писатель мы все и так знаем.
А далее мы видим, что оказывается, Александр не только писатель но еще и мастер демагогических приемов. Говоря о внешней политике Франции в период пребывания Ришелье на посту первого министра он называет главной целью кардинала устроить крестовый поход и отбить у турок Константинополь. И этой единственной цели (а вовсе не усилению Франции, как таковой), по мнению Роджерса, была подчинена вся политика Ришелье. Одно но – ни в одном источнике (за вычетом антикардиналистских памфлетов) об этой «главной цели» не говорится ни слова. Налицо демагогический прием, который известен как «соломенное чучело». С этим чучелом Роджерс будет бороться на протяжении всей статьи.
Далее Роджерс пишет:
«Вместо этого Ришелье развязывает несколько войн, как против испанских Габсбургов, так и против австрийских. И если войну за «итальянское наследство» ещё хоть как-то можно объяснить, то лично на Ришелье лежит ответственность за развязывание ужасной Тридцатилетней войны, в результате которой целые провинции Германии полностью обезлюдели!».
Что касается войн с Габсбургами, то это военное противостояние имело место быть задолго до появления Армана-Жана дю Плесси на исторической сцене, а политика Людовика XIII (и Ришелье) по отношению к Габсбургам была идейным продолжением политики его предшественников. Можно вспомнить военное противостояние кайзера Карла V и Франциска I за Италию, апогеем которого стала битва при Павии. Эстафету в этом противостоянии подхватили их сыновья Филипп II и Генрих II.
Во время «войны трех Генрихов» испанский король Филипп II в открытую поддерживал Католическую Лигу, а в 1590 году испанские войска под командованием Алессандро Фарнезе вторглись на территорию Франции, но потерпели неудачу. Аналогично французские короли всячески оказывали поддержку мятежным Нидерландам, а в правление Генриха III его брат Франсуа, герцог Анжуйский и Алансонский предпринял не самую удачную военную экспедицию по захвату Антверпена.
На грани большой войны с Габсбургами Франция была в правление Генриха IV. В 1600 году Генрих и его маршал Ледигьер провели молниеносную операцию в Савойе, в результате которых французы захватили крепости Ла-Бресс, Бюже и Вальроме, запирающие стратегическую позицию — Арвский мост, который находится всего в дневном переходе от швейцарских перевалов. Затем король вступил в переговоры со швейцарскими католическими кантонами. Предмет переговоров — беспрепятственный проход французских или союзных войск через их территорию. 29 января 1602 года 11 из 13 кантонов подписали такое соглашение с Францией.
Помимо этого король засылал эмиссаров к морискам, которых уговаривал поднять восстание, обещая снабдить пушками, ружьями, порохом, и даже прислать свой воинский контингент в обмен на 80 тысяч солдат и передадут в руки французского короля три города (в том числе обязательно один портовый). Раскрыл этот заговор испанцам никто иной, как английский король Яков I.
Наконец в 1608-м Генриху удалось перекрыть для испанцев часть швейцарских перевалов Граубюндена и Вальтелины. Параллельно король Франции вел с испанцами экономическую войну, в ходе которой запретил экспорт французского зерна в Испанию, а для испанцев французское зерно на 1603-й год составляло 30 процентов от импорта.
Кроме того Беарнец всячески пытался отговорить голландцев от перемирия с испанцами, а когда его все-таки заключили (9 апреля 1609 года) — развязал проблему Юлих-Клеве, и угрожал захватить Люксембург и готовился начать войну.
В мае 1610 года Генрих IV планировал военную операцию на два фронта – против Испании и Империи, более того, в феврале Франция заключила союз с германскими князьями Германской Евангелической унии о защите герцогств Юлих, Клеве и Берг от Австрийских Габсбургов. Но удар кинжалом на улице Ферронри помешал реализации этих планов.
Более того, в 1617 году испанский король Филипп III и кайзер Священной Римской империи Маттиас заключают договор Оньяте, по которому Испании были обещаны земли в Эльзасе и Северной Италии, что позволяло окончательно замкнуть Францию в кольцо испанских владений и беспрепятственно перемещать войска из Нидерландов в Италию.
Достаточно взглянуть на карту Франции начала XVII века, то можно понять, что страна находилась в тисках между австрийскими и испанскими Габсбургами. Войска Габсбургов угрожали Бургундии, Нормандии, Лотарингии, Гиени и Гаскони, средиземноморскому побережью, Лангедоку.
Со времен Филиппа Красивого Франция потеряла Фландрию и Франш-Конте, часть Бургундии, королевства Беарн с Памплоной, во времена Франциска I была выдавлена из Миланского герцогства и части Генуэзской Ривьеры, лишилась альпийских перевалов и была беззащитна вторжению больших армий и целью любого здравомыслящего французского политика было максимальное ослабление своих главных конкурентов в борьбе за гегемонию в Европе.
Что касается Тридцатилетней войны, то к ее развязыванию кардинал имеет опосредованное отношение. Развязали войну кайзер Фердинанд II и князья немецкой Католической лиги, прежде всего курфюрст Баварии Максимилиан своей политикой рекатолизации, проводившейся по принципу «Лучше пустыня, чем страна, населенная еретиками», что привело к Пражской дефенестрации 1618 года и восстанию, переросшему, в итоге, в большую войну.
Более того, Ришельё первоначально старался избежать непосредственного участия Франции в конфликте до тех пор, пока это было возможно, чтобы за интересы Франции воевали и умирали другие. Поскольку финансы и армия Франции были не готовы, Ришельё поначалу не прибегал к масштабным действиям.
«Именно Ришелье подкупил за огромные деньги шведского короля Густава II Адольфа, чтобы тот вторгся в пределы Священной Римской Империи Германского Народа (СРИГН) и устроил там кровавую бойню. Ришелье при этом совершенно не волновало, что шведские протестанты уничтожают ревностных католиков. Главное для него было – не дать Габсбургам получить славу, которую он хотел обрести сам.
Причём подкупил Густава Адольфа Ришелье не на свои деньги, а на государственные. Для этого, чтобы собрать необходимую сумму, ему пришлось существенно повысить налоги внутри самой Франции – и это вызвало обнищание и голод уже среди французов».
Специально не будем говорить, что Священная Римская Империя была все-таки империей Германской Нации, а не народа. Что же касается Густава-Адольфа и его появления в Германии, то опять таки Ришелье как грамотный дипломат и политик сыграл на противоречиях Швеции с Империей и Речью Посполитой, а также на том, что у Швеции нет средств для ведения длительных боевых действий, что фактически делало короля Швеции, по меткому выражению историка Сергея Махова, «наемным солдатом Европы, который воюет за интересы тех, кто ему платит».
Справедливости ради, стоит отметить, что договор о финансовой взаимопомощи Франция и Швеция заключили уже после высадки шведов в Германии, и Ришелье до последнего надеялся, что французское участие в Тридцатилетней войне ограничится финансовой поддержкой шведов. Но после гибели короля Густава в битве при Лютцене и сокрушительного поражения шведов от имперско-испанских сил при Нёрдлингене, приведшего к тому, что протестантские союзники шведов подписывают мир с Империей, Франция была вынуждена вступить в Тридцатилетнюю войну.
Сначала французы потерпели ряд досадных поражений, однако к 1640 году, когда стало проявляться превосходство Франции, она начала одолевать своего главного врага — Испанию. Более того, французская дипломатия достигла успеха, вызвав антииспанское восстание в Каталонии и ее отпадение (с 1640 по 1659 годы Каталония находилась под властью Франции) и полномасштабную революцию в Португалии, которая покончила с правлением Габсбургов в 1640 году. Наконец, 19 мая 1643 года при Рокруа в Арденнах армия принца Конде разгромила испанцев, нанеся поражение знаменитым терциям.
Вообще же словеса Роджерса о внешней политике кардинала прекрасно проиллюстрированы в том самом романе Дюма «Три мушкетера». В одной из сцен романа в приемной у де Тревиля разгоряченный Портос говорит следующее:
«Кардинал выслеживает дворянина, он с помощью предателя, разбойника, висельника похищает у него письма и, пользуясь все тем же шпионом, на основании этих писем добивается казни Шале под нелепым предлогом, будто бы Шале собирался убить короля и женить герцога Орлеанского на королеве!»
Вот только через тридцать лет сам Дюма напишет роман «Красный Сфинкс», основанный на подлинных документах. И окажется, что означенный де Шале и в самом деле собирался убить кардинала. Пригласить к себе в гости и там зарезать, а затем отстранить от власти и Людовика XIII. Потому что кардинал, мерзавец этакий, смеет покушаться на исконные вольности дворянства, требует подчинения королю и прочих крамольных вещей, а король его во всем слушается и еще вдобавок смеет употреблять ругательное «Такова моя воля».
Так и Роджерс, озабоченный подгонкой фактов под свою идею, эти самые факты изучить не додумался и увлеченно борется с бумажным тигром, которого сам же и сконструировал.
Касаемо осады Ля-Рошели и событий, к ней приведших, Роджерс пишет следующее:
«Опять же, касательно внутренних дел – Ришелье и король развязали гражданскую войну. Сначала король подписал так называемый «нантский эдикт», дающий вольности гугенотам. Это очень напоминало ельцинское «возьмите суверенитета столько, сколько сможете». Часть страны (преимущественно южные и западные приморские провинции) получила широчайшую автономию и самоуправление. Там установилось по сути республиканское правление с демократическими элементами. А потом им король и кардинал сказали «что-то вы себе слишком много позволяете» и развязали против гугенотов войну (та самая знаменитая осада Ла-Рошели и другие боевые действия».
Что тут скажешь, красиво написано, но в реальности все было немного не так. Начать с того, что Нантский эдикт подписал не Людовик XIII, а его отец Генрих IV Наваррский. И этот документ был для Наваррца вопросом выживания. Прежде чем писать о Нантском эдикте, неплохо было бы изучить матчасть и узнать, как обстояла ситуация, приведшая к подписанию этого самого эдикта.
А ситуация была таковой – сразу после вступления в Париж, Генрих Наваррский начинает войну с Испанией, призывает на подмогу свои протестантские войска, а те под командованием Тюррена и Ла Тремуйля покидают армию, уходят за Луару и никуда не спешат. Более того, протестанты начинают деятельно готовиться к новой гражданской войне. Королевских сборщиков просто грабят и свозят собранную талью в свои замки.
Напомним, только-только закончилась гражданская война, известная как «Война Трех Генрихов», но протестантов это не останавливает, они хотят воевать еще и долго. Только после длительных переговоров уполномоченный представитель короля маршал Шомберг на свой страх и риск подписал с протестантами параграфы, которые позже станут основной Нантского Эдикта.
Сразу после подписания на документ обрушились и католики, и протестанты. Католиков возмущало то, что протестантам дали свою территорию, 24 города, 81 укрепленный замок, выплачивают ежегодно 180 тысяч экю золотом, плюс еще 54 тысячи экю — на тайные операции за пределами Франции. Протестанты же откровенно считали Наваррца перевертышем в делах религии, променявшим братьев по вере и оружию ради сиюминутной выгоды. Страна, которую Генрих Наваррский пытался склеить, была расколота по религиозному признаку, и протестанты, и католики имели, что предъявить королю.
После убийства Генриха хрупкое перемирие в одночасье разрушилось. Кальвинисты стали «пятой колонной» в государстве, получавшей поддержку от Испании и Англии, которые были заинтересованы в ослаблении Франции. Получилось, что протестантские религиозные общины образовали государство в государстве. Более того, в их среде произошел раскол — партия «осторожных» во главе с любимцем Генриха IV Дюплесси-Морнэ считала, что необходимо признать новую власть и сотрудничать с королём. «Непримиримые» под руководством герцога Анри де Рогана выступали за прямой конфликт с государством.
Логическим завершением этой свистопляски стали три гугенотских мятежа – 1621, 1625 и 1627 годов, апогеем и центральным событием третьего и стала осада Ла-Рошели, так что если кто и развязал гражданскую войну, то гугеноты.
Более того, в сентябре 1628 года де Роган, терпящий одно поражение за другим, начал тайные переговоры с Испанией о помощи. В результате с молниеносной быстротой возникла антифранцузская лига в составе Англии, Испании, Савойи и Лотарингии. Однако падение Ла-Рошели помешало этому протестантско-католическому конгломерату начать активные боевые действия против Людовика XIII. 1 ноября король торжественно вошёл в покорённый город, а 10 ноября, убедившись, что осада закончилась поражением протестантов, уплыл домой английский флот. 20 мая 1629 года был подписан мир с Англией.
Более того, по совету Ришелье король даровал прощение оставшимся в живых и подтвердил свободу вероисповедания, лишив гугенотов лишь привилегий. Протестантский Лангедок утратил свои вольности в 1629 году. Никаких религиозных гонений не последовало. Кардинал Ришелье оказался слишком политиком, ибо когда речь шла об интересах государства, вопросы вероисповедания как бы отходили для него на второй план. Кардинал говорил: «И гугеноты, и католики были в моих глазах одинаково французами». Так вновь министр ввёл в обиход давно забытое за распрями слово «француз», и закончились религиозные войны, более 70 лет раздиравшие страну.
«Франция вообще богата случаями резни по религиозным мотивам. То вырежут манихейцев после штурма Монсегюра, то вырежут гугенотов в Варфоломеевскую ночь, то устроят бойню в Ла-Рошели. А люди всего лишь хотели читать молитвы на родном французском, а не на непонятной большинству латыни (то есть, по сути, были патриотами)».
Надо сказать, что Франция не более богата случаями резни по религиозным мотивам, чем та же Германия, где сначала католики и протестанты увлеченно резали друг друга, потому что вдохновленные идеями Лютера князья и рыцари бросились обобществлять и секуляризировать церковные земли, а другим князьям, рыцарям и самому кайзеру Карлу V это не понравилось.
Параллельно в той же самой Германии громыхала Крестьянская война, в которой идеологами восставших крестьян были проповедники – анабаптисты, вроде Томаса Мюнцера, призывавшие к радикальной реформации и свое отношение к Лютеру и его идеям выражавшие фразой «Если Лютер и его товарищи не хотят идти дальше нападок на попов и монахов», то им не следовало браться за дело».
Можно еще вспомнить подавление, причем весьма кровавое, Мюнстерской коммуны. Подписанный в 1555 году Аугсбургский мир между императором и князьями – лютеранами ситуацию не облегчил, а наоборот усугубил – Священная Римская империя оказалась расколота еще и по религиозному признаку. Проще говоря, история немецкого протестантизма – это история напряжённого военного насилия.
Что же касается Ночи св. Варфоломея, то это событие было частью гражданских войн между католиками и гугенотами. Более того, существует аргументированное мнение, что ночь святого Варфоломея была спровоцирована Екатериной Медичи с одной конкретной целью – руками дома Гизов убрать лидеров французских протестантов во главе с адмиралом Колиньи, толкавших Францию к самоубийственной войне с Испанией, но как это часто бывает, толпа захватила контроль над ситуацией в свои руки. И справедливости ради, протестанты сами баловались подобными акциями, вспомнить пресловутые «Мишелады» в городе Ним.
О патриотизме протестантов сказано немного выше – парни были настолько патриотами, что готовы были призвать на борьбу против собственных короля и кардинала иноземные армии.
«Да, были у Ришелье и удачные государственные решения – типа ограничения дворянских привилегий и усиления центральной королевской власти (причём делал он это с типично французской расхлябанностью). Но они не отменяют того факта, что при нём Франция была втянута в несколько кровопролитных войн, а население массово обнищало».
По такой логике можно и должно отказать в статусе «государственник» например Елизавете Английской, которая втянула Англию в кровопролитную войну с Испанией. По итогам войны финансы Англии оказались в состоянии коллапса, английский флот, посланный к берегам Испании в ответ на поход Непобедимой армады, был уничтожен. В итоге взошедший на английский престол шотландский король Яков I пошел навстречу требованиям испанцев, и в 1604 году стороны заключили Лондонский мир.
По нему Испания признавала легитимность протестантской монархии в Англии и отказывалась утверждать господство католицизма в этой стране, в обмен Англия сворачивала помощь Нидерландам и открывала пролив Ла-Манш для испанских кораблей. Однако, в Англии до сих пор одной из самых популярных и почитаемых исторических личностей является «добрая королева Бесс», а целая эпоха в истории Англии называется «елизаветинской».
Точно также по логике Роджерса можно отказать в статусе «государственник» Ивану IV или Филиппу II Испанскому. Особенно второ
«При этом кардинал зачастую пытался заниматься всем и сразу, не умея сосредоточиться на каком-то одном наиболее важном направлении – и поэтому многие его начинания, типа развития флота или основания заморских колоний, так и не достигли значимого успеха».
А вот историк Сергей Махов пишет, что кардинала Ришелье с полным правом можно считать отцом-создателем французского военного и торгового флотов.. Великий кардинал выбил из Генеральных штатов увеличенный бюджет на флот, приглашал из Голландии капитанов и корабельных мастеров, посылал на учёбу в Англию и Нидерланды французских волонтёров, привлекал инженеров и архитекторов к разработке новых кораблей. Вообще, действия кардинала очень напоминают действия русского царя Петра I. Разве только заграницу инкогнито он не выезжал.
К сожалению, Жану-Арману дю Плесси не удалось в полной мере насладиться результатами своих трудов. Французский военный флот достиг своего расцвета в 1680-х годах. Многие историки считают, что в этом только лишь заслуга Кольбера. Ничуть не умаляя заслуг этого министра Людовика XIV, можно сказать, что всё же базу для столь внезапного и блистательного появления французского флота на исторической сцене подготовил именно Жан-Арман дю Плесси, кардинал де Ришелье, первый министр Франции.
«Более того, и главная цель Ришелье так и не была достигнута. Из-за внутренних войн между католиками и протестантами (и между католиками и католиками, как в случае с Испанией) крестовый поход по освобождению Константинополя вообще не состоялся. И большая часть вины за это лежит на том, кто больше всего мечтал о таком походе – по факту он же и больше всех его саботировал».
Вообще-то, главная цель внешней политики «Красного кардинала» — устранение угрозы от Габсбургов, прорыв враждебного окружения Франции и успешное выдвижение страны на роль европейского гегемона – была достигнута, пусть и при его преемниках, но фундамент для реализации этой идеи заложил именно он. «Теперь песенка Испании спета» — говорил он перед смертью в 1642 году.
В основу своей политики Ришелье положил выполнение программы Генриха IV: укрепление государства, его централизация, обеспечение главенства светской власти над церковью и центра над провинциями, ликвидация аристократической оппозиции, противодействие испано-австрийской гегемонии в Европе.
Ришелье писал в своем «Политическом завещании»:
«Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства».
Как пишет историк А. Манфред, если можно сомневаться в буквальном смысле первого, то могущество абсолютистской власти он действительно стремился утвердить всеми доступными способами, как и внешнюю силу Франции.
Ришелье был одержим идеей блага государства. Он вполне резонно воспринимал все покушения на свою жизнь как попытку уничтожить национальную политику Франции. Французское дворянство, для блага которого неустанно трудился кардинал, ненавидело первого министра. Как больной ребенок, недолюбливающий того, кто заставляет его пить горькое лекарство, дворянство становилось в оппозицию Ришелье, врачующему его изъяны и пороки. Общую ненависть к Ришелье вызвал и закон о запрещении дуэлей. Дворяне желали видеть в короле лишь первого среди равных. Кардинал же стремился внушить им мысль о священстве королевской власти.
Не меньше ненависти испытывало к Ришелье и третье сословие. Занятый созданием единого национально-политического государства, кардинал решил пресекать любой сепаратизм. Политика Ришелье по отношению к парламентам привела к сознательному уничтожению официальной оппозиции третьего сословия. Такого же курса будут придерживаться и последователи великого кардинала. Отсутствие отдушины для выхода политической активности в системе абсолютизма выльется во взрыв возмущения народа через 150 лет – во время Французской революции.
У простонародья тоже были причины для недовольства первым министром. Войны принесли не только внешнеполитические выгоды, но и страшное разорение. Временами военные действия велись на территории Франции. Эльзас и Лотарингия были присоединены к ней после трех походов армии Людовика XIII. Война требовала гигантского напряжения сил. Крестьяне и буржуа не знали и не хотели знать о великих замыслах кардинала и о грядущем «золотом веке», обещанном Людовику XIII его министром. На протяжении 18 лет правления кардинала страну сотрясали народные восстания, доставляя Ришелье немало хлопот.
Видя перед собой единственную цель – благо страны, Ришелье упорно шел к ней, преодолевая яростное сопротивление противников и, невзирая на почти всеобщее непонимание. Вопреки окружавшей его ненависти и обвинениям в стремлении к личной выгоде Ришелье все свои силы отдавал служению Франции. Перед смертью на предложение простить своих врагов он ответил: «У меня не было других врагов, кроме врагов государства». Кардинал имел право на такой ответ.
Также хочется привести мнение о Ришелье, изложенное Франсуа де Ларошфуко. Ценность мнения возрастает и конкретно, когда понимаешь, что это писал недоброжелатель «Красного герцога», критиковавший его политику:
«Никто лучше его не постиг до того времени мощи королевства и никто не сумел объединить его полностью в руках самодержца. Суровость его правления привела к обильному пролитию крови, вельможи королевства были сломлены и унижены, народ обременен податями, но взятие Ла-Рошели, сокрушение партии гугенотов, ослабление Австрийского дома, такое величие в его замыслах, такая ловкость в осуществлении их должны взять вверх над злопамятством частных лиц и превознести его память хвалою, которую она по справедливости заслужила»
Какой вывод хочется сделать, разбирая данную статью. Александр Роджерс действительно неплохой публицист, но все же в истории он разбирается весьма слабо и поверхностно. Вместо того, чтобы вдумчиво написать статью о таком сложном и противоречивом персонаже, как кардинал Ришелье, благо источников и публикаций о кардинале и его эпохе хватает, он просто решил транслировать памфлеты его противников, опираться на недостоверные источники или приписывать кардиналу то, чего он не делал, отказывая в заслугах по созданию и укреплению мощи Французского королевства. В итоге на выходе получился слабый, сырой и откровенно плохо держащий критику материал.
Ришелье Роджерса это даже не Ришелье Дюма, это кардинал из американских фильмов о мушкетерах эпохи VHS, сиречь злобный дегенерат с идеей-фикс. Если бы реальный Арман-Жан дю Плесси был таким, как его описывает Роджерс, смог бы он достичь тех результатов, что он достиг? Вопрос риторический. https://vk.com/@uzhukoffa-galantereischik-i-kardinal
