Подразделение немецкой армии движется по улице Свердлова (ныне Полтавский шлях) в оккупированном Харькове. Снято 11.06.1942, фотограф Johannes Hähle
Андрей Ангрик: Пример Харькова. Массовое убийство под немецкой оккупацией.
В статье тематизируется тесное сотрудничество между СС и полицией с одной стороны и вермахтом с другой. Описываются стратегия и действия немецких оккупационных властей в Харькове, в т.ч. изоляция города, отказ брать на себя продовольственное обеспечение местного населения, попытки выдавить горожан на восток в сторону фронта, коллективные меры наказания и, наконец, массовое уничтожение харьковских евреев в конце декабря 1941 – начале января 1942 года. Упоминаются дикие грабежи со стороны немецких солдат, которые командованию не удавалось сдерживать, а также нереализованные планы полного уничтожения города перед крупным советским контрнаступлением.
В середине октября 1941 года соединения 6-й армии атаковали Харьков – второй по величине город Украины и четвертый – Советского союза. По опыту событий во время и после завоевания Киева, для оккупации были даны в т.ч. следующие указания. Разделить город на четыре части, чтобы пресечь движение жителей между отдельными районами (1). Центр немецкими войсками не занимать. В общественные и частные строения немецким солдатам [позволяется] входить только по специальному разрешению. Город должен быть заперт изнутри, изолирован от проникновения извне [каких-либо] гражданских лиц, при этом одновременно следует содействовать бегству горожан на восток.
Коротко говоря, город хотели держать под контролем, но [при этом] не брать на себя ответственность за его население, которое считалось «подозрительным», если не открыто враждебным. В особенности евреи считались подозрительным элементом, от которого стоило ждать саботажа и покушений. С другой стороны, после советских дистанционных взрывов и поджогов в Киеве Гитлер приказал тушить [возникающие] пожары только в тех случаях, когда они представляют угрозу для расквартирования войск. В остальном, по мнению фюрера: пусть бы город хоть целиком сгорел.
Населению Харькова еще перед оккупацией посредством сбрасывания листовок объяснили, чего следует ждать от занимающих город войск: любая враждебная активность против немецкого вермахта будет караться драконовскими мерами; в остальном, в интересах жителей самостоятельно обезвреживать всех, кто станет источником беспорядка. От поведения населения – говорилось открытой угрозой – зависит дальнейшее будущее города.(2)
Для лучшего контроля над жителями и захвата документов в город как можно скорее должна была быть направлена зондеркоманда 4а айнзацгруппы С полиции безопасности и СД. Командование 6-й армии очень ценило «экспертов» из РСХА и не собиралось отказываться от их услуг. Независимо от того, какой тактикой штандертенфюрер СС Пауль Блобель и его люди из зондеркоманды 4а думали осуществлять свои задачи полицейской безопасности, городская комендатура приказала «действовать против враждебных элементов без колебаний и со всей жестокостью», а саботажников вешать «на видном месте» (3).
При этом подчеркивалось, что вермахт «никоим образом не заинтересован в [материальном и продовольственном] обеспечении населения города». Поэтому следовало обязательно способствовать оттоку из города женского и детского населения – однако, что касается мужчин, то тут опасались усиления советской военной силы. Поэтому трудоспособных [мужчин] предполагалось использовать в собственных целях. Поскольку «мятежные элементы, саботажников и прочих» по указанию [командования] LV-го армейского корпуса следовало искать «почти исключительно в еврейских кругах», евреи и их предприятия следовало особо маркировать. При анти-немецкой активности в качестве ответной меры эти евреи должны были быть наказаны смертью (4).
Городская комендатура поручила капитану Виталю направлять деятельность зондеркоманды 4а в соответствии с этими принципами и обеспечить захват заложников среди евреев, в то время как капитану Альберту Минцемаю поручалась организация концлагеря, в т.ч. для военнопленных (5). О том, насколько прочно события в Киеве впечатались в память немецких солдат, свидетельствует страх – следует заметить, совершенно обоснованный – перед спрятанными минами, которые могли быть взорваны дистанционно. Саперы, конечно, поставили генераторы помех, но все равно, по воле новых хозяев [города] подозрительные строения следовало использовать для размещения евреев и прочих заложников. Очевидно, они считали, что как раз евреи знают о спрятанных минах и, беспокоясь за жизнь своих близких, быстро раскроют их местоположение немецким саперам. Для верности еврейское население города предполагалось использовать для коллективных актов возмездия (6). Но поскольку в будущем войска практически нельзя было использовать для обеспечения безопасности, последовал приказ о формировании украинской вспомогательной полиции в количестве 1000 человек, а также местного городского самоуправления, которое будет выполнять все распоряжения городской комендатуры Харькова (8).
С помощью этого жестокого разделения на «друзей и врагов» предполагалось держать в узде население. Но скоро войсковое командование пришло в ужас от дикости собственных солдат. Грабежи распространились настолько широко, что пришлось запретить унтер-офицерам и их подразделениям заходить в здания без специального разрешения. Кроме жалоб на дикие грабежи множились и сообщения об издевательствах и истязаниях местного населения (9). Несмотря на все распоряжения по поддержанию порядка и спокойствия, с октября 1941 года в Харькове частично царил хаос, вызванный немецкими войсками, а вовсе не сопротивлением населения. Более поздние приказы показывают, что в последующие недели рядовой состав мало обращал внимания на указания своего командования и продолжал беззастенчиво грабить (10).
4 ноября 1941 года на офицерском совещании представители армейского корпуса, дивизий, местных комендатур и зондеркоманды 4а решили разрешить гражданскому населению снабжаться продуктами из сельской округи. Это было послабление ранее принятых мер. Одновременно по «соображениям безопасности» должны были быть арестованы все лица еврейского происхождения, а запланированное устройство концлагеря следовало ускорить (11). При этом офицер генерального штаба 6-й армии майор Рудольф Пальтцо посчитал плохой идеей выпускать горожан на запад, в сельскую местность, поскольку опасался конфликтов при дележе [продуктов] между городским и сельским населением, как и конфликтов между русскими харьковчанами и украинскими крестьянами. Он считал, что сможет контролировать ситуацию, организовав идентификацию, арест и дальнейшую «обработку» евреев, а также всех коммунистов. Кроме того, Пальтцо находил подозрительными нездешних лиц, в которых видел большевистских беглецов. Аресты и последующее массовое убийство – а в свете прежнего сотрудничества между штабом 6-й армии и айнзацгруппой С термин «обработка» по отношению к евреям нельзя понимать никак иначе – предполагалось производить силами СД, то есть зондеркоманды 4а. При этом Пальтцо пообещал им «помощь войск», потому что, на его взгляд, персонала зондеркоманды не хватало для массовых расстрелов (12).
Опасения насчет настроений населения города и существования подпольной организации сопротивления получили новую подпитку 14 ноября 1941 года, когда командир 68-й пехотной дивизии генерал-майор Георг Браун был взорван вместе с частью своего штаба (13). Несмотря на все меры предосторожности, ситуация в Харькове развивалась так же, как и в Киеве. Соответственно, такими же были и последствия. В качестве немедленной меры было взято 1200 заложников и объявлено, что за каждый новый взрыв будет расстреляно 200 человек (14). По распоряжению LV-го армейского корпуса аресты должны были проводить 57-я и 68-я пехотные дивизии, а также следить за тем, чтобы в заложники брались коммунисты и «подозрительные элементы». Соответствующую информацию должны были дать украинские районные бургомистры. Принимая во внимание, что дивизиям дали на все 20 часов, понятно, что никаких проверок не проводилось либо они были лишь поверхностными (15). Несмотря на арест некоторого количества невиновных – что признавали сами исполнители – городская комендатура признала эту акцию полным успехом и подчеркивала ее устрашающее воздействие (16). Из 1200 взятых заложников 50 немедленно прилюдно расстреляли в качестве возмездия за покушение [имеется в виду на Брауна?] (17). Еще 150 убили вскоре после этого (18). Оставшуюся тысячу человек солдаты расквартированных в Харькове дивизий перевели в концлагерь (19). Этот лагерь, называемый тюрьмой, размещался в реквизированном отеле «Интернационал»; в середине ноября 1941 года его переделали соответствующим образом. До этих пор расквартированные в Харькове дивизии (20) помещали всех политически подозрительных лиц в переполненный спецприемник 57-й пехотной дивизии (21). Одно время он был настолько переполнен, что квартирмейстерский отдел LV-го армейского корпуса уже и сам не знал, сколько людей находится там под их охраной (22).
В то время как туда доставляли все больше гражданских, уже к 28 ноября контингент заложников уменьшился на 400 человек (из них 300 евреев), поскольку серия диверсий не прерывалась (23). С другой стороны, довольно существенная часть населения Харькова, очевидно, желала сотрудничать с немецкими оккупационными властями. Во всяком случае, в зондеркоманду 4а, полевую полицию и саперный батальон поступил «целый поток сообщений» о подозрительных лицах. Решения о масштабной акции против еврейского населения зондеркоманда 4а в этой фазе еще не приняла, потому что военные сначала хотели «выманить евреев из их нор» и не хотели пугать их, «пока не прибудут необходимые силы» (24).
Вообще пропаганда вермахта в Харькове и окрестностях с самого начала действовала против евреев. В обращениях по репродукторам подчеркивалась роль еврейства и коммунистов в угнетении трудящегося народа (25). На той же стратегии основывалась работа 637-й роты пропаганды, которая была создана для «информирования» населения города и самих войск. Евреи представлялись декадентскими транжирами, врагами немецких солдат, подстрекателями анти-немецкой активности, увиливающими от работы симулянтами и ворами продуктов (26-29).
К концу 1941 года усилились слухи, что в районе Харькова ожидается крупное контрнаступление Красной армии. С точки зрения военных, все [реализованные] меры не обеспечили замирения и безопасности города. Поэтому некоторое время военное руководство рассматривало возможность того, чтобы полностью разрушить и уничтожить Харьков (30). После того, как от этой идеи отказались, было запланировано, по крайней мере, удалить из города большую часть населения. И хотя Пальтцо еще в ноябре 1941 года отказался от идеи оттока населения для разгрузки города, службе оберквартирмейстера удалось осуществить вывод горожан в западном направлении. В противоположность предыдущим планами, теперь этот исход был целенаправленно организован, чтобы предотвратить просачивание беженцев в сельскую местность в округе. В первой волне 14 декабря 10 000 человек предполагалось загрузить в подготовленные и охраняемые поезда и перевезти в предусмотренные для этой цели места сбора (31). К этим избранным относились те, кого немцы считали полезными для себя и поэтому собирались их эвакуировать. Потому что одновременно полевая полиция и зондеркоманда 4а пытались выдавить на восток через линию фронта тех, от кого хотели избавиться. Этих «нежелательных» называли и отбирали военные, СД и городские власти (32).
Как справедливо констатировал Пальтцо, зондеркаманда 4а имела на месте слишком малую численность, поэтому сначала она выполняла повседневную работу по обеспечению полицейской безопасности по указанию военных. Городская комендатура использовала знания и навыки подчиненных Блобеля, чтобы – как это сказано в ее рапортах – в плодотворном сотрудничестве осуществлять допросы отдельных подозреваемых. До начала декабря 1941 года таким образом было допрошено 227 лиц, из которых 128 подверглись «спецобработке». Так же совместными усилиями они [военные и зондеркоманда] разбирали биографии заключенных в отеле «Интернационал» на предмет политических взглядов. В конце концов, всех тех, кого эвакуировали на запад, требовалось проверить. При этом только зондеркоманда 4а проверила 2800 человек. Значительная часть проверяемых, желающих выехать, по сведениям городской комендатуры состояла из евреев, которые пытались сбежать из Харькова по поддельным документам (33).
5 декабря 1941 года в Харьков вступила 1-я рота 314-го полицейского батальона под командованием Оскара Криста (34). С появлением этого подразделения, которое ранее участвовало в уничтожении евреев в Днепропетровске, у СС и полиции прибавилось людей. Теперь можно было начинать «окончательное решение еврейского вопроса» в Харькове. В качестве первого шага 14 декабря военный комендант приказал переселить всех евреев в так называемое гетто на территории бывшего тракторного завода, чтобы собрать в одном месте всех [будущих] жертв. (35). При содействии ответственного штаба и полевой комендатуры силами зондеркоманды 4а началась подготовка к крупной акции по уничтожению евреев (36). Даже не все евреи добрались до тракторного завода. Прежде всего, старики и инвалиды, а также дети – всего около 400 человек – были заперты в синагоге на Мещанской улице, где погибли от холода и голода (37). Других охрана убила на пути к тракторному заводу. Сам завод с 17 декабря охранялся силами 314-го полицейского батальона, в то время как сотрудники 585-й армейской тыловой комендатуры занимались конфискациями имущества в освобожденных от евреев жилищах (38). В отличие от польских гетто, в харьковском принудительный труд не использовался. Завод служил исключительно для того, чтобы собрать вместе всех жертв экзекуции. Тех, кто пытался бежать из гетто, расстреливали на месте. Душевнобольных евреев туда вообще не помещали. С ними обращались якобы «по обычаям военного времени», то есть сразу убивали (39). В конце декабря началась крупная акция массового уничтожения, длившаяся несколько дней, потому что ее постоянно приходилось прерывать (40). При жестоком морозе обитателей гетто доставляли к расстрельным ямам. Эту территорию, Дробицкое ущелье, блокировали силы 314-го полицейского батальона, пока служащие зондеркоманды 4а расстреливали жертв из пулеметов. Использовался также и газенваген, чтобы облегчить убийство женщин и детей. Точное количество жертв неизвестно – предположительно около 15 000 человек. Как и в Барьем Яре, после окончания акции ущелье было взорвано, чтобы скрыть массовое погребение (41). К 7 января 314-1 полицейский батальон смог снять охрану с тракторного завода, поскольку его территория была полностью очищена (42).
После этой резни осталось еще собрать имущество убитых для нужд рейха. (…)
К январю 1942 года сотрудничество между СС и полицией с одной стороны и армией с другой было полностью налажено. В следующие месяцы они также прекрасно работали вместе. Закончилось оно в июле 1942 года с учреждением новой постоянной инстанции – командования полиции безопасности и СД «Харьков» под руководством штурмбанфюрера СС д-ра Фридриха Кранебиттера (44). В данном случае, как и в Чернигове, Сталино и Симферополе, речь шла о любезности со стороны группы армий Юг. Ведь военное командование без нужды передавало часть своей компетенции в инстанцию, которая обычно должна была начинать свою деятельность лишь после передачи данной территории гражданской администрации. Это может означать только то, что действия гестапо, СД и полиция настолько отвечали намерениям армии, что люди Гиммлера в глазах военных становились товарищами с совпадающими политическими целями в вопросах обеспечения господства и оккупационной политики.
Оригинальный текст: Christian Hartmann, Johannes Hürter, Ulrike Jureit: Verbrechen der Wehrmacht. Bilanz einer Debatte, München 2005/2014
