Автор: Н. А. Троицкий (оригинал опубликован в газете «Советская Россия» от 23 мая 2002 года).
В центре Саратова воздвигнут памятник П.А. Столыпину — обладателю абсолютного рекорда по количеству повешенных россиян.
Нечто подобное можно было ожидать, видя, как переворачиваются ныне в угоду политической конъюнктуре научно-исторические представления, но думалось, что будет соблюдена нарастающая последовательность: сначала памятник Малюте Скуратову, потом — Михаилу Муравьеву («Вешателю») и лишь за ними — Столыпину. Однако в Саратове сразу начали с главного, не просто «вешателя», а «обер-вешателя», как справедливо назвал его В.И. Ленин…

Сие приключилось по инициативе и благодаря неуёмным хлопотам нынешнего саратовского губернатора Д.Ф. Аяцкова. Будучи страстным поклонником «обер-вешателя», он добился переименования своей родной деревни Калинино в Столыпино, где, кстати, церковь заново была расписана парсунами святых, один из которых намалеван… с ликом Аяцкова. Известный на Саратовщине механизатор и куровод Аяцков, как только стал губернатором, моментально (в 1997 г.) защитил кандидатскую и тут же (в 1999 г.) — докторскую диссертации по истории.

Столь быстрого (за два года!) сотворения двух диссертаций не знали даже великие историки — ни В.О. Ключевский, ни Е.В. Тарле. Только один, величайший из великих, автор 29-томной «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьев уложился в такой же срок, но ведь он корпел над своими историческими трудами чуть не по 20 часов в сутки! — Аяцков же, работая губернатором (на это, само собой, тоже требуется какое-то время); как бы походя, играючи повторил научный подвиг величайшего из великих историков. Какой сюжет был бы для Гоголя или Щедрина! — похлеще шалостей Хлестакова и Балалайкина.
Разумеется, все специалисты-историки (в том числе и чиновники ВАК, утвердившие докторство Аяцкова) знают секрет изготовления диссертаций для саратовского губернатора и других бюрократов (только что защитила здесь, в Саратове, «свою», пока кандидатскую диссертацию небезызвестная Л. Слиска). Этим занимается давно уже ставший притчей во языцех своего рода «спецназ» в Саратовском социально-экономическом университете. Местное телевидение показало однажды, как Аяцков приезжал в СЭУ сдавать кандидатский экзамен. Ректор университета выскочил тогда на улицу, чтобы встретить там «экзаменующегося» и лично проводить его на «экзамен». Такое подобострастие к губернатору не только журналистов (эти здесь впереди всех: особенно в газете «Саратов» с курьезно-амбициозным подзаголовком «Столица Поволжья»), но и вузовских чиновников распространилось в Саратове и на аяцковского кумира Столыпина.
Пётp Столыпин действительно знаменит, но в первую очередь как палач. Только за три из шести лет его премьерства (1907 — 1909) и только по приговорам судов были повышены 7,5 тыс. россиян, а на каторгу за четыре года (1908 — 1911) угнаны более 43 тыс. Сколько людей было тогда расстреляно без суда — не сосчитать!
Общее же число репрессированных (от обыска до виселицы) превысило за время столыпинщины 1, 5 млн. человек. Эту цифирь обнародовали М.Н. Гернет и А.Я. Аврех — настоящие историки, нe чета аяцковым (см.; Гернет М.Н. История царской тюрьмы. М., 1961. Т. 5. С. 68; История СССР с древнейших времен до наших дней. М 1968. Т. 6.С. 339).
«СТОЛЫПИНСКИЙ ГАЛСТУК»! Так назвал верёвку для виселицы не какой-нибудь (ненавистный аяцковым) революционер, а добропорядочный либерал, буржуа, кадет, авторитетный юрист Ф.И. Родичев — и сделал он это на заседании Государственной думы Российской империи 17 ноября 1907 г.

Другой кадет, выдающийся ученый (историк!) и политик, министр иностранных дел России в 1917 г. П.Н. Милюков клеймил позором «карательные экспедиции» Столыпина, «заливавшие кровью бессудных расстрелов свой путь» (Милюков П.Н. Воспомииания. М., 1990. Т. 1. С, 410).

Еще один кадет, гений отечественной и мировой науки В.И. Вернадский так заклеймил столыпинщину:
«Страна залита кровью. <…> Все держится одной грубой силой» (Страницы автобиографии с. 219).
Обо всём этом теперешние фанаты Столыпина помалкивают (возможно ли, что не знают?). А вот Лев Толстой под впечатлением «бесчеловечных насилий и ужасов», чинимых столыпинскими карателями, написал в 1908 г. статью «Не могy молчать», вызвавшую мировой резонанс. В ней величайший из классиков нашей литератуpы обличал «ПРЕСТУПНОСТЬ И ГЛУПОСТЬ» столыпинщины (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 37. С. 83 — 96).

Спустя два года самый авторитетный в то время после Толстого корифей отечественной культуры В. Г. Короленко выступил со статьей «Бытовое явление», которая была переведена на все языки Европы и на японский и читая которую Л.Н. Толстой, по его признанию в дневнике 26 марта 1910 г., «не мог не разрыдаться». В статье Короленко предавалась анафеме вакханалия смертных казней, ставших при Столыпине «бытовым явлением» русской жизни (Короленко В.Г. Собр. соч.: В 10 т. М., 1955. Т. 9. С. 472 — 527).

Разумеется, нынешние почитатели Столыпина славят его не за «бесчеловечные насилия», виселицы и «бессудные расстрелы», не за то, что при нём страна была «залита кровью» (об этом, повторяю, они молчат), а за то, что он был «великий реформатор». Но ведь если даже закрыть глаза на палачество «обер-вешателя» (хотя это преступно и глупо) и вглядеться в него только как в реформатора, что мы увидим?
Он провел две реформы:
а) разогнал 2-ю (непослушную) Государственную думу, изменил избирательный закон и обеспечил избрание 3-й (послушной самодержавию) Думы;
б) преобразовал крестьянское надельное землевладение. О первой из двух столыпинских реформ поклонники «обер-вешателя» тоже молчат как рыбы. Славословят они его как «великого реформатора» исключительно за реформу аграрную. А в чем она выразилась? К чему привела? С одной стороны, была насаждена в деревне кулацкая верхушка, т.е. ничтожно малая часть крестьянства, как вторая (дополнительно к помещикам) социальная опора самодержавия, a с другой стороны, разорена и даже фактически выслана (миллионами душ!) в Сибирь — скандально знаменитыми «столыпинскими вагонами» для перевозки скота — основная, т.е. бедная, протестно настроенная масса крестьян. Иначе говоря, столыпинская аграрная реформа привела к обогащению кучки живоглотов и к обнищанию масс трудового люда, — точно так же, как «реформы» сегодняшних «преобразователей», ельцинистов и ельциноидов вроде Гайдара, Грефа, Коха и прочих Чубайсов.
Можно ли сказать о Столыпине хоть одно доброе слово? Можно — и не одно. Он был умен и силен характером, умнее и сильнее, пожалуй, чем все теперешние министры России, вместе взятые, но служил он (палачески!) режиму варварскому, дикому, относительно которого еще Лев Толстой 100 лет назад резонно втолковывал самому Николаю II: эта форма правления — «отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в Центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа» (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М. 1954. Т. 73. С. 187).
Подчеркну, с каким цинизмом выбрали саратовские власти место для памятника «обер-вешателю». Прямо перед ним — площадь, где в ночь на 30 октября 1905 г. после расстрела митинга горожан были снесены по приказу Столыпина балконы, с которых выступали митингующие (следы креплений от тех балконов видны и сегодня), а справа от памятника на стене здания бывшего горсовета — мемориальная доска в честь В.П Короленко, заклеймившего столыпинское душегубство в статье «Бытовое явление». Мало того, помпезное изваяние Столыпина повернуто лицом к скромному памятнику напротив (через дорогу) Александру Николаевичу Радищеву — великому гуманисту, который, так и кажется, с отвращением отвернулся от Столыпина и смотрит в другую сторону.
И еще одна деталь: на фасаде здания, чуть поодаль, где больше шести десятилетий размешался исторический факультет Саратовского университета, где я воспитывался сам и почти 40 лет воспитывал других в нетерпимости ко всякому душегубству, теперь начертано имя главного душегуба самодержавной России (недавно занявшая это здание Поволжская академия государственной службы украсила себя вывеской «имени П.А. Столыпина» — благоговейным напоминанием о «столыпинских галстуках»).